Старый холостяк

Белинда. Ты думаешь, ехидная усмешка тебе к лицу? Черт бы побрал этого Беллмура! Зачем ты постоянно мне о нем толкуешь?

Араминта. А, правда вышла-таки наружу! Теперь, когда ты озлилась, я окончательно уверилась, что ты любишь его. Не бойся, кузина, я буду молчать: я никогда не предавала тебя.

Белинда. Рассказывай хоть всему свету! Это ложь.

Араминта. Полно! Лучше поцелуемся и опять станем друзьями.

Белинда. Фи!

Араминта. Пожалуйста, не будь такой заносчивой.

Белинда. Пожалуйста, не будь такой нахальной. Бетти!

Араминта. Ха-ха-ха!

Бетти. Звали, сударыня?

Белинда. Принеси мою пелерину и капор, а лакею скажи — пусть сходит за портшезом[25].

Бетти уходит.

Араминта. Надеюсь, ты уезжаешь не в обиде на меня, кузина?

Входит Пейс.

Пейс. Сударыня, там…

Белинда. Подали портшез?

Пейс. Нет, сударыня, но там к вашей милости пришли с визитом мистер Беллмур и мистер Вейнлав.

Араминта. Они остались внизу?

Пейс. Нет, сударыня: они ведь заранее справились, дома ли вы.

Белинда. Они пришли к тебе, кузина. Полагаю, я вольна распоряжаться собой?

Араминта (Пейсу). Проводи их сюда.

Пейс уходит.

Возвращается Бетти с пелериной, капором и зеркалом.

Не уверена, кузина: по-моему, мы обе — заинтересованные лица. Впрочем, если ты и дальше останешься в таком расположении духа, нам будет не очень весело. (В сторону.) Не сомневаюсь: ее не придется убеждать остаться.

Белинда. Я сделаю тебе одолжение и уйду, чтобы ты вдоволь насладилась беседой, которая так тебе приятна. Но дай-ка мне взглянуть на себя — подержи зеркало. Боже, как ужасно я сегодня выгляжу!

Араминта. Бетти, да помоги же моей кузине!

Белинда (Бетти, которая надевает на нее капор) . Убери лапы! И пойди присмотри, чтобы портшез нашли с очень высокой крышей или с очень низким сиденьем. Постой, мисс Непоседа! Тебе только бы поскорее в лакейскую ушмыгнуть. Вернись и убери все это. Я передумала и остаюсь.

Бетти уносит капор и пелерину.

Араминта (в сторону). Все как и следовало ожидать. (Громко.) Значит, ты не сделаешь мне одолжения, кузина, и оставишь обоих гостей мне одной?

Белинда. Нет. Я поразмыслила и решила, что слишком сострадаю тебе. Я не предоставлю тебя самой себе: дьявол не упускает ни одной нашей оплошности, а ты сейчас в таком удобном для него состоянии, что один бог знает, долго ли ты сможешь противостоять соблазну. А я забочусь о твоей репутации.

Араминта. Весьма тебе обязана. Ну, кто теперь ехидничает, Белинда?

Белинда. Только не я. Зову в свидетели свое сердце: я осталась здесь только из любви.

Араминта. А я не покривлю совестью, сказав, что верю тебе.

Входят Вейнлав и Беллмур.

Беллмур. Хвала Фортуне! Застать вас обеих вместе, леди, это…

Араминта. На мой взгляд, не такое уж большое чудо.

Беллмур. Что касается вас, сударыня, — согласен. Но мой тиран и я — как два ведра на коромысле: всегда врозь.

Белинда. И не похоже, что впредь будет по-другому. Тем не менее, мы частенько сталкиваемся и стукаемся.

Беллмур. То есть как «не похоже»? Упаси нас от этого Гименей[26]! Вот что значит, черт побери, слишком глубоко залезать в долг: я отдал в ваше распоряжение целый мир любви, и вы сочли, что вам никогда со мной не расплатиться; поэтому вы избегаете меня, как избегают слишком настойчивого кредитора.

Белинда. И если говорить откровенно, самого нахального и неугомонного из всех назойливых кредиторов: те все-таки отстают, когда видят, что у должника нет денег. Заимодавец же, требующий любви, — вечный мучитель: он не дает нам покоя…

Беллмур. Пока не взрастит любовь там, где ее не было, и не получит награду за свои труды. Назойливость в любви — как назойливость при дворе: сперва вы гонитесь за собственной выгодой, потом приучаетесь видеть в ней монаршую милость.

Араминта. Милости, добытые нахальством и назойливостью, подобны признаниям, вырванным под пыткой, когда истязуемый, чтобы избавиться от мук, сознается в том, что ему и в голову-то не приходило.

Вейнлав. Я, напротив, сказал бы, что милости, завоеванные таким путем, являются законной наградой за неутомимое служение любви. Любовь — божество: следовательно, ему подобает служить и молиться.

Белинда. Вот вы бы, мужчины, и молились любви, а нас оставили в покое.

Вейнлав. Вы — храмы любви, а где же служить ей, как не в них?

Араминта. Увы, мы не храмы, а несчастные глупые кумиры, которых вы сами сотворили и которых в первом же порыве раздражения бросаете, чтобы создавать себе новые. В наше время возлюбленных и религию меняют ради каприза или выгоды.

Вейнлав. Сударыня!

Араминта. Ну, довольно! Я нахожу, что мы становимся серьезными, а значит рискуем стать скучными. Если мой учитель музыки не ушел, я развлеку вас новой песенкой, которая очень соответствует моему собственному мнению о любви и представителях вашего пола. (Зовет.) Эй, слуги! Мистер Гавот ушел?

Входит Пейс.

Пейс. В соседнюю комнату, сударыня. Сейчас позову. (Уходит.)

Беллмур. Почему вы не хотите выслушать меня?

Араминта. Что случилось, кузина?

Беллмур. Ничего, сударыня, кроме…

Белинда. Да помолчите вы, ради бога! Господи, он так извел меня разговорами о пламенной страсти, что я теперь целый год буду шарахаться при одном виде огня.

Беллмур. Увы, ничто не властно растопить лед вашего жестокого сердца!

Белинда. О господи, как мне надоели ваши мерзкие выдумки! Вы все это уже говорили. Если вам так необходимо нагличать в разговоре, делайте это хотя бы на разные лады. Нельзя вечно представать в языках пламени — вы же не дьявол. Не желаю слышать больше ни одной фразы,