«Мессер» сделал вираж, и тут из него вырвалось пламя – сначала из-под крыла, а потом из моторного отсека. Летчик откинул фонарь и выбросился с парашютом, а истребитель перевернулся через крыло и стал падать. Удар о землю, вспышка пламени, грохот взрыва и столб густого черного дыма!
— Ура! — закричала летчица.
— Садись! — скомандовал Михаил. — Сейчас мы летчика в плен попробуем взять.
Летчица выбрала участок луга и ловко посадила самолет.
— Дай свой пистолет! — выбравшись из кабины, протянул руку Михаил.
— Не дам, оружие личное! Вдруг он, немец этот, сам на меня нападет?
— Я же не пойду его брать с голыми руками?!
— Пулемет сними. Михаил присвистнул:
— Диск пустой!
Летчица нагнулась и достала из недр кабины полный диск.
— Это последний, патроны береги.
— Вот это удача!
С полным магазином воевать можно. Михаил присоединил к пулемету магазин и снял ДА с вертлюга. Пулемет не пехотный, приклада и сошек нет, и воевать с ним на земле несподручно, но все-таки против живой силы это лучше, чем пистолет.
— Глуши двигатель и укройся где-нибудь за валуном, — крикнул он летчице и побежал к месту предполагаемого приземления немца. Когда вражеский пилот еще висел на парашюте, он видел, где приземлился У-2, и изо всех сил тянул за стропы, стараясь сесть в стороне, подальше от советского самолета.
Когда Михаил осторожно подобрался к месту приземления пилота, он нашел брошенный шелковый купол и пустую подвесную систему. Летчик успел нырнуть в кусты и скрыться. До леса далеко – километра два, и добраться он не успеет. Местность непростая – кусты, озерца и множество валунов, вросших в землю.
«Непременно найду гада», — решил Михаил. Он стал внимательно разглядывать землю на месте приземления. Вот вмятина от ботинок – в момент приземления был сильный удар. Земля взрыта – это пилот освобождался от лямок. Куда же он направился?
Михаил описал вокруг парашюта полукруг и чуть не вскрикнул от радости: есть след! Пригибаясь, он двинулся по следу.
Предосторожность оказалась нелишней: через 100–120 метров из-за высокого камня грохнул пистолетный выстрел. Пуля с визгом срикошетировала от валуна, выбив каменную крошку.
Михаил метнулся к ближайшему камню и залег за ним. Сейчас остается только наблюдать за действиями врага.
Выдержки у немца хватило ненадолго. Он выскочил из-за камня и кинулся бежать в сторону леса, явно желая прорваться.
Михаил дал короткую – на три-четыре патрона – очередь. Немец упал. Михаил выждал несколько минут. Лежащего вражеского летчика он видел четко – тот не шевелился. «Неужели случайно убил? Я же вроде бы перед ним стрелял, — огорченно подумал Михаил. — Вдруг немец только ранен? А если он притворился?»
Михаил скрытно описал вокруг лежащего немца дугу, подобрал камень и швырнул его туда, откуда только что пришел. Уловка оказалась не напрасной: немецкий летчик тут же «ожил», перекатился на живот и дважды выстрелил в пустое место.
Михаил дал очередь рядом с его головой. От неожиданности немец дернулся и затих.
— Хенде хох! Пистоле… — Михаил забыл, как будет по-немецки «бросить на землю».
Он вышел из-за камня, держа немца на мушке пулемета.
— Только шевельнись, гад! Так и всажу очередь! Немец уже вот, в трех метрах, и только сейчас Михаил заметил, что его голова в крови. Он толкнул тело ногой. Летчик не шевелился.
Подобрав у правой руки выпавший пистолет, Михаил сунул его себе за пояс. Решил было пульс пощупать, да увидел широко открытые глаза немца – в них отражалось небо. Готов! Михаила передернуло. Вроде и не хотел убивать, а вышло, что наповал.
Михаил опустил пулемет на землю и обыскал карманы убитого. В нагрудном кармане куртки нашел документы на имя Пауля Шульце. Забрал зажигалку, хотя сам не курил – уж больно изящная вещица, — и отошел: пусть валяется здесь, не хоронить же его.
Подобрав пулемет, он пошел по направлению к самолету.
Летчица по-прежнему сидела за камнем рядом с самолетом, сжимая в руке наган.
— А немец где?
— Убил я его. Отстреливался, гад. Сдался бы – остался бы жив.
— Туда ему и дорога.
Девушка поднялась с земли, забралась в кабину. Михаил пристроил пулемет на вертлюг и подошел к винту. Немного прокрутив его, он поставил винт в положение компрессии цилиндра.
— Зажигание!
— Включила!
Михаил резко крутанул винт и отскочил в сторону. Двигатель взревел. Пилот быстро забрался в кабину и пристегнулся.
Летчица пошла на взлет. Самолет попрыгивал на кочках, но скорость набирал. И вдруг – удар, треск! Небо стало на дыбы, мотор заглох.
В наступившей тишине стало слышно, как из бензобака капает горючее. «Надо выбираться быстрее, пока живьем не сгорел», — подумал Михаил. Он с трудом отстегнул привязные ремни, вывалился из кабины, оглянулся и увидел, что самолет лежит кверху шасси. Вернее, колесо было только одно. Второе валялось неподалеку, снесенное камнем. В траве камня было почти не видно, но, как понял Михаил, он-то и явился причиной аварии. А что же летчица?
Михаил подобрался к передней кабине, расстегнул замок ремней, принял на руки девушку и отнес ее от самолета подальше. Не ровен час, подтекающее топливо попадет на раскаленный выхлопной коллектор. А это – сразу костер и неминуемый взрыв: бак наполовину полон.
Михаил вновь бросился к самолету, заглянул в первую кабину, вытащил планшет с картами и кожаную сумку – в таких связники перевозили почту. Все это он отбросил подальше от самолета. Потом снял с вертлюга пулемет – все-таки с оружием он чувствовал себя увереннее.
По правилам, с потерпевшего аварию самолета полагалось снять еще и бортовые часы, но уж больно рискованно: бензин-то капает. Ну ее к черту, железяку эту!
Михаил отошел от самолета, подобрал планшет и сумку и вернулся к своей летчице. Между тем девушка начала приходить в себя.
— Что случилось? Я ничего не помню, — сказала девушка, ощупывая ушибленный при падении самолета лоб.
— На разбеге шасси на камень наскочило, колесо отлетело, и мы перевернулись.
— Ой, что же теперь будет? — От ужаса глаза летчицы округлились.
— Не переживай, можно ведь сказать, что это «мессер» нас подбил, вот мы и сели на вынужденную. А впрочем, самолетик можно попробовать подремонтировать – винт заменить, а стойку шасси перевернуть. И все дела! Ты-то сама как?
— Голова болит, и шишка вот тут. — Девушка осторожно коснулась области темени.
— Руки-ноги целы? Подвигай!
— Целы, не болят. А врать нехорошо – я комсомолка.
— Дура ты в первую очередь! Ты думаешь, тебя похвалят за то, что самолет перевернула? В штрафбат сошлют, не сомневайся. Правда, я не знаю, есть ли женский. Или из авиации турнут. Так что выбирай!
— У меня же в самолете сумка с пакетом, — попыталась подняться летчица, с ужасом глядя на горящую машину.
— Вытащил я ее уже, вот она. — Михаил показал на документы. — Так ты решай – нам вместе говорить надо! Если подловят на вранье – не миновать беды. Я только что из штрафной эскадрильи и
