надевать презерватив, то больше меня никогда в жизни не увидишь.
Марио вспыхнул от изумления, но потом на его лице появилось задумчивое выражение.
— Я сделаю все, как ты захочешь, — пообещал он.
— Вот и хорошо, — сказала она. — В таком случае я сейчас иду домой. Что-то голова побаливает.
Он сузил глаза.
— У тебя правда болит голова или ты просто ищешь предлог, чтобы избавиться от моего общества?
— Я говорю истинную правду. — Голова действительно сейчас беспокоила ее больше, чем гормоны. Он всколыхнул в ней воспоминания, которые она хотела бы забыть. Теперь у нее резко подскочило давление, отчего и появилась головная боль. — У меня бывают приступы мигрени, — объяснила Гейл, уже страдая от ярких пятен перед глазами — предвестников ужасной слабости и тошноты. — Мне нужно скорее принять таблетки и полежать, иначе ночью я ни на что не буду годна.
— Тогда пошли, — сказал Марио, беря ее за руку.
6
Гейл не знала, отчего в следующие полчаса он так заботился о ней — от доброты ли или из опасений, что ночью она не станет ублажать его в постели. Как бы то ни было, он отвез ее в дом, отвел в спальню, лично задернул шторы, откинул покрывало, принес ей стакан воды, чтобы запить таблетки, убедился, что ей удобно, а потом сказал, что, если ее головная боль не пройдет к семи часам вечера, он отменит ужин в столовой. Ей принесут поднос с едой прямо в ее комнату — или к нему, если ей станет лучше. Пусть она только скажет. Он рядом, у себя. Ей нужно лишь постучать. Или позвонить Линн.
Марио вышел, неслышно прикрыв за собой дверь.
Гейл лежала под розовой простыней и долго смотрела в потолок. Она ждала, когда же начнется приступ. Но, на удивление, голова не стала болеть сильнее. И ее не затошнило. Казалось, таблетки были приняты вовремя. С помощью лекарств ей удалось расслабиться. А потом… она разрыдалась. Она плакала не из-за того, что случилось в прошлом. Она плакала из-за того, что происходило с ней сейчас.
Какая дура!
Но потом она подумала, что всегда была дурой. Марио спросил, не является ли головная боль предлогом, чтобы избавиться от его общества. Тогда она так не думала, а теперь поняла: возможно, ей действительно просто захотелось побыть одной. Она все время притворялась холодной и равнодушной, однако в глубине души понимала, что он все же затронул ее сердце и душу. Так затронул, что сейчас ей больно.
Надо же — из всех мужчин на свете влюбиться именно в него!
— О, Боже! — всхлипывала Гейл, зарывшись головой в подушку и сжимая ее обеими руками. Слезы катились по щекам, скоро вся наволочка промокла. Но она не в состоянии была перестать плакать. Плакала и плакала до полного изнеможения, пока наконец не наступило блаженное забытье.
Сидя за столом в своем кабинете, Марио читал сообщение от частного детектива. Новостей в сообщении не было, однако агент просил, чтобы он лично позвонил ему в офис. Когда он набрал номер, его сразу соединили с начальником охраны, человеком по имени Джейк Бетт, с которым он неоднократно имел дело.
— Рад, что вы позвонили, ваша светлость, — сказал Джейк. — Я хотел без посторонних передать вам сведения, полученные нами в ходе расследования прошлого некоей дамы. Извините за осторожность, но мне кажется, ее имени лучше не называть. Телефонные линии не всегда так надежны, как нам бы хотелось, а я привык заботиться о безопасности моих клиентов.
— Я ценю вашу осмотрительность, мистер Бетт, — сказал Марио. — Расследование чьего-то прошлого — всегда дело деликатное. Так что вам удалось выяснить?
— Вчера удалось узнать кое-какую подробность, которая в свете известности упомянутой дамы может представлять для нее определенные проблемы. Достаточно просто задавать вопросы, вполне невинные и тактичные, и можно вызвать лавину слухов и сплетен. А теперь мне бы хотелось убедиться в том, что вы хотите, чтобы я продолжал.
— Какие слухи вы имеете в виду? — Марио почувствовал, как у него внезапно все сжалось в груди.
— Одна особа на родине интересующей вас леди считает, что младший братишка той леди — тот, что умер от рака, — на самом деле не брат ей, а сын.
От неожиданности Марио впился пальцами в трубку так, что костяшки пальцев побелели.
— Как им удавалось держать все в тайне, для меня загадка, учитывая род занятий упомянутой дамы, — продолжал Бетт. — Но соседи всегда все друг про друга знают, а мой агент запросто вытянул нужные сведения из официантки, которая работает в баре единственного тамошнего отеля. Они вместе с интересующей вас дамой ходили в школу. Возможно, в ней говорят ревность или зависть, но дальнейшие раскопки могут лишь дать пищу сплетням, чем не преминут воспользоваться репортеры бульварных изданий. Кажется, сегодня у них повсюду есть уши. Я решил, ваша светлость, что вам не понравится такое развитие событий, учитывая ваш интерес к упомянутой даме.
— Вы совершенно правы, мистер Бетт. Меньше всего мне бы хотелось огласки. Прошу вас, немедленно прекратите расследование. И уничтожьте все данные. Естественно, гонорар остается неизменным, так же как и обещанная премия. Я особенно признателен вам за проявленный такт.
Марио повесил трубку и задумался. Неужели это правда? Но, если так, то когда родился ребенок и почему Гейл не признавала собственного сына?
От стыда?
Нет; кажется, она не принадлежит к тем женщинам, которые стыдились бы статуса матери- одиночки.
Тщеславие?
Если она настолько тщеславна, зачем тогда было рожать ребенка? Сейчас у женщин есть выбор.
Разбитое сердце?
Это больше похоже на правду. Ее соблазнили, а потом бросили. Тогда в ее поступках все объяснимо, и становится понятным ее отношение к сексу и особенно к мужчинам. Любовь, перешедшая в ненависть к любовнику, наверное, выразилась в том, что она отреклась от сына, хотя ничто не оправдывает ее поведения. Только самые жестокосердные женщины способны отказаться от собственного ребенка.
Конечно, Гейл жесткая. Жесткая и циничная.
Марио крутанулся в кресле, поворачиваясь лицом к окну. Однако вид, который обыкновенно отвлекал, и успокаивал его, особенно когда садилось солнце, озаряя последними лучами дальние холмы, на сей раз не внушил ему обычного умиротворения. Он попросту не замечал ни потрясающе прекрасного заката, ни великолепного пейзажа. Он не мог отделаться от мучивших его догадок и подозрений.
Как можно влюбиться в подобное создание?
— Извращенец! — обозвал он себя вслух и поморщился.
Да, его любовь какая-то ненормальная. Он думал, что, узнав побольше о ее прошлом, приобретет власть над ней. Однако вместо этого лишь понял, что у них с ней нет будущего, по крайней мере такого, о каком он мечтал.
Она годится только для одного. Глупо забивать себе голову разными фантазиями. И ведь она сама так считает. Она поделилась своими намерениями. В ее жизни ему уготована единственная роль — роль любовника. До тех пор, пока он ей не надоест. Ей даже безразлично, будет ли он верен ей. Однако надо признать, что она отнюдь не против верности.
Осознание того факта, что она почти не питает к нему уважения и почтения, огорчило Марио больше всего остального. Она считает его бездушным сердцеедом, соблазнителем, который постоянно затаскивает женщин к себе в постель, не испытывая ни любви, ни нежности.
И ужас в том, что… она права. Именно так он вел себя последние десять лет. Хладнокровно использовал женщин.
