забрала свои вещи, косметику. Как будто опять уехала в командировку. Но на этот раз она не вернулась. В следующий раз он увидел ее лишь у себя в офисе, куда она пришла подписать бумаги о разводе. Тогда она сказала ему, что переезжает в Париж. После этого Гоголь начал систематически избавляться от следов ее присутствия в квартире, теперь уже принадлежащей только ему: по ночам выносил ее книги на улицу, чтобы их утром могли разобрать прохожие, выбросил все ее вещи до одной. Весной он один поехал в Венецию, вдоволь насладился меланхоличной красотой этого города. Он бродил по улицам, переходил каналы но горбатым мостикам, делал зарисовки фасадов, крыш, балконов. Казалось, город был совершенно бесконечен: сколько бы Гоголь ни кружил по центру, ни один фасад ни разу не повторился.
Теперь, когда прошел год, нестерпимое чувство потери, унижения, стыда немного стерлось, он уже не останавливался на улице внезапно, не прижимал руку к груди, чтобы утишить боль. Однако она не прошла, просто ушла вглубь, залегла на дне его души кровоточащим порезом. Гоголь теперь часто засыпает на диване перед телевизором, потому что ему неприятно идти в спальню. Во многом он винит себя: у него такое чувство, как если бы дом, который он спроектировал и построил, вдруг развалился на глазах у всех. Да, он не может валить вину на нее одну. Они были как два шпиона во вражеском стане, искали утешения друг у друга в объятиях, не зная точно, кто они, не понимая до конца, к какому миру они принадлежат, отчаянно цепляясь за американскую реальность, в душе оставаясь индийскими детьми. Но почему же это произошло именно с ним, почему в тридцать два года он остался один, брошенный, разведенный? Время, проведенное с ней, остается и сейчас частью его самого, да только эта часть ему уже не нужна, он с радостью согласился бы выбросить ее из памяти.
Он слышит знакомый гудок материнской машины, видит, как она заворачивает с дороги на парковку. За рулем Соня, Бен сидит рядом с ней. Соня выпрыгивает из машины, бежит к нему. Что это она так вырядилась? Надела его старый пуховик, в котором он еще в школу ходил. Соня теперь адвокат, работает в престижной конторе, волосы подстрижены коротко, чуть ниже мочки уха. Она молода, и все же Гоголь замечает в ее лице приметы зрелости — ему ничего не стоит представить ее в окружении двух-трех ребятишек. Не забыть заехать в супермаркет, купить шампанского — надо же отпраздновать их помолвку, он же ее сто лет не видел. Соня с размаху обхватывает его за талию, и он приподнимает свою сестренку и целует ее замерзшими губами.
— С приездом, Гогглз! — говорит она.
В последний раз они собирают разноцветную елку, что хранится в подвале. Инструкцию потеряли давно, поэтому в течение десятилетий они каждый год собирают ее по памяти. Бен держит ствол, Гоголь и Соня вставляют ветки: сначала оранжевые, потом желтые. Потом красные и уже под конец синие, на самом верху зеленая палочка, которая не влезает под потолок. Елку ставят у окна, чтобы прохожие любовались ее неземной красотой, и наряжают игрушками, которые Гоголь и Соня делали, когда были маленькие: подсвечниками, склеенными из бумаги и украшенными фольгой, обсыпанными блестками сосновыми шишками. Вокруг основания обматывают старое сари Ашимы. На самый верх они, как всегда, сажают птичку — маленького пластмассового соловья с бирюзовыми бархатными перышками и коричневыми лапами, сделанными из проволоки.
На камин вешают носки — носок, предназначавшийся в прошлом году Мушуми, теперь вешают для Бена. Потом Гоголь открывает шампанское — Ашиму тоже заставляют выпить под рождественскую музыку, пьют за здоровье друг друга, за счастье Сони и Бена. Ашима и Гоголь дразнят Соню, рассказывая Бену, как когда-то Соня отказалась от рождественских подарков, потому что в школе начала изучать индуизм и наконец-то поняла, что они — не христиане. Может быть, и в этом году ей не нужны подарки? Ашима рассказывает, что это они, ее дети, приучили ее справлять Рождество, так что потом она привыкла наполнять их носки золотыми орехами, шоколадными конфетами, сертификатами музыкальных магазинов, а позже — магазинов белья. Гоголь вспоминает свою первую елку: он упросил отца купить ее в аптеке, она была не выше полуметра. Ее поставили на каминную полку, и он сам довольно неуклюже украсил ее гирляндами и «дождиком», а потом воткнул гирлянду в розетку, и она замигала! Он так и сидел возле елки, открыв рот, пока отец не выдернул из розетки шнур. И он помнит свой первый подарок, игрушку, которую выбрал в магазине и которую мать завернула в красивую бумагу и при нем положила под елку. Тогда это казалось ему таким достижением!
— А помните те ужасные гирлянды, которые мы всегда вешали на елку? — говорит вдруг мать невпопад. — Право же, в то время я еще ничего не соображала!
В семь тридцать звенит первый звонок, и все сбегают вниз встречать гостей. Они появляются один за другим, поэтому дверь уже не запирают. Гости приносят с собой запах мороза, смех и веселый гвалт. Все говорят на бенгали, перебивая друг друга, кричат, потому что никто никого не слушает, хохочут, хлопают по спине, обнимаются. Их смех сразу же заполняет пустой дом. Соня бежит на кухню жарить крокеты, потом подает их на подстилке из салата и красного лука. Бена, будущего зятя, представляют гостям.
— Мама миа, — тихо шепчет он Гоголю, — да я в жизни не запомню все эти имена!
— Так и не надо, — так же тихо отвечает Гоголь.
Он и сам не знает половины гостей, должно быть, это те люди, с которыми его мать подружилась в последние годы. Но все равно он обещает не забывать их, звонить им, писать.
Соня хвастается обручальным кольцом — шесть бриллиантов вокруг большого изумруда, показывает его своим маши, столпившимся вокруг нее в разноцветных сари, подобно райским птицам, слетевшим с небес. «О, — говорят ей маши, — а тебе, голубушка, придется к свадьбе отрастить волосы». Один из мешо нацепил колпак Санта-Клауса. Гости рассаживаются в гостиной, кто на стульях, кто на полу. Дети, вздохнув, отправляются вниз, в подвал, кто постарше — наверх. Гоголь видит свою старую «Монополию», зажатую под мышкой у одного из мальчиков. Он не знает, чьи это дети, откуда они появились в таком количестве, — не иначе, как все его ровесники уже переженились и обзавелись потомством! Гости говорят о том, как они любят Ашиму, как привыкли к ее вечеринкам, какие прекрасные праздники она всегда для них устраивала, как им будет ее не хватать… Еще бы, все эти годы Ашима брала на себя добровольный труд объединять соотечественников в своем доме, пусть не на индийский, так хоть на христианский праздник.
Гоголь отходит к стене, скрещивает руки на груди. История их семьи, если разобраться, — это бесконечная цепочка случайностей, непредвиденных и неизбежных. Взять хотя бы аварию, в которую попал его отец: если бы он не встретился с тем мужчиной в поезде, ему не пришла бы в голову мысль уехать из Индии! А эта история с его именем: пропажа письма от бабушки, вынужденно данное ему нелепое имя, надолго определившее его судьбу, так сильно испортившее ему жизнь. Он сам пытался исправить положение, заставить свою жизнь течь по правилам, минимизировать случайности, и что же? Его женитьба на Мушуми — еще одна трагическая случайность, еще одна ошибка, которую он не в состоянии был предсказать. Что же, по крайней мере, он был честен с ней, вот все, чем он может утешить себя. А самая ужасная случайность — неожиданный уход его отца, как будто та давняя трагедия была уже достаточным предупреждением, и они должны были быть наготове каждый день. Да, вот ведь как странно: именно эти, казалось бы, незапланированные или ошибочные события в конце концов и решали их судьбы, определяли дальнейшее течение их жизни.
— Гоголь, достань-ка фотоаппарат, — кричит ему из-за стола мать. — Я хочу запомнить этот вечер, на следующее Рождество я уже буду далеко!
Гоголь поднимается в комнату родителей — старенький отцовский «Никон» стоит на верхней полке шкафа. Больше в комнате практически ничего нет, ни одежды в шкафу, ни даже стульев, и Гоголя опять пронзает страх, однако «Никон» приятно оттягивает руку, и он идет в свою комнату, чтобы зарядить батарейки и вставить новую пленку. Он проходит мимо гостевой комнаты, в ней они ночевали с Мушуми год назад, какая грустная получилась ночь! В этом году здесь будут жить Соня и Бен — мать всегда застилает в гостевой комнате свежее белье, кладет свернутые полотенца и брусок мыла в ванную, на случай, если к ней приедет случайный гость. А Гоголь будет спать в своей старой комнате на узкой детской кровати, которую он не делил ни с Мушуми, ни с кем другим.
Кровать застелена коричневым пледом. Гоголь садится на нее, оглядывается. Над его головой — все та же лампа с белым абажуром, полным засохших мошек. На стенах — следы от скотча, которым он приклеивал плакаты с изображением своих кумиров, в углу — старенький секретер, где он делал уроки под черной пыльной лампой, закрепленной на изогнутой ножке. Полки и ящики пусты: мать уже сложила его
