В этот момент раздался шум шагов, и ребенок, испуганный этим, повернул голову, прячась за плечо Екатерины, и заплакал.
Вошел Гош, опираясь на плечо Лефевра. Половину его лица закрывала повязка из носового платка, насквозь промокшего от крови.
– Не бойся, мамаша! – крикнул он с порога. – Это пустяки, простая царапина, которая не помешает мне сесть за стол! – весело прибавил он.
– Ах, Боже мой, он ранен! Что же случилось? – завопила бабушка Гош. – Вы повели его туда, где убивают, лейтенант Лефевр?
Гош стал смеяться и сказал:
– Не обвиняйте Лефевра, мама! Он был просто моим свидетелем в одном, в достаточной мере глупом, деле! У меня состоялась дуэль с одним из сотоварищей. Повторяю, ничего особенного не произошло.
– О, я была уверена, что с вами не случится ничего серьезного, – сказала Екатерина, – но он?
Гош ничего не ответил. Он стал успокаивать свою приемную мать и, попросив воды, промыл глубокий порез, проходивший вдоль всего лба и оканчивавшийся у переносицы.
– Гош был храбр как всегда, – сказал Лефевр. – Когда-то в гвардии, а впоследствии в ополчении, служил поручик Сэрр, самый неуживчивый человек, какого только можно представить себе как товарища. Он обозлился на Гоша из-за буйства, происходившего в кабачке, когда Лазарь вступился за своих старых сотоварищей, простых гвардейских солдат. Этот негодяй донес на него. Гоша наказали трехмесячным тюремным заключением, так как он отказался назвать своих сотоварищей, которых разыскивали. После освобождения из тюрьмы Сэрр и Лазарь встретились друг с другом. Надо вам сказать, что Сэрр слыл за хорошего бойца, он был грозой всего квартала и уже нескольких человек убил или ранил на дуэли.
– Опасно было идти драться с этим бретером, – заметила старушка Гош, взволнованная той опасностью, которой подверг себя ее дорогой Лазарь.
– Но дуэль не могла состояться тогда же, – сказал Лефевр, – так как Лазарь был только лейтенантом, а Сэрр был уже капитаном.
– Однако ж они подрались?
– Да, лишь только Лазарь сравнялся в чине со своим противником.
– Но ведь мой Лазарь такой храбрый, ловкий! Как мог он получить этот ужасный удар?
– Очень просто, мама, – улыбаясь ответил Гош, – хотя я и небольшой охотник до таких схваток, но в данном случае мне невозможно было оставить безнаказанными угрозы и оскорбления этого негодяя. Он приводил в трепет новичков, он оскорбил жену отсутствующего друга.
Лефевр со слезами на глазах схватил руку Гоша и крепко пожал ее, после чего, обернувшись к жене, сказал:
– Это он дрался за меня, за нас!
– Да ведь Сэрр говорил, что десятого августа у тебя в комнате был спрятан любовник!
– О, чудовище! – воскликнула рассерженная Екатерина. – Где он? Теперь он будет иметь дело со мной. Скажите, пожалуйста, где этот негодяй?
– В госпитале, с раной в животе, которая вряд ли заживет раньше чем через полгода, – ответил Лефевр. – Если он поправится, я с ним постараюсь повидаться, чтобы свести одновременно счеты за себя и за Гоша.
– У нас есть теперь более важные обязанности, наше оружие может пригодиться для более высоких целей, друг Лефевр, – энергично возразил Гош. – Отечество в опасности! Родина призывает нас. Забудем же личные счеты! Мой противник оклеветал и оскорбил меня; сверх того он утверждал, что я просил о переводе в северную армию, чтобы скрыться от него. Он заставил меня против желания обнажить саблю и доказать ему, забияке, что смелого солдата запугать нельзя. Зато он и получил хороший урок, который надолго будет памятен ему. Ну, а теперь поговорим о чем-нибудь другом и, если рагу готово, окажем ему честь.
– А твоя рана? – сказала все еще испуганная зеленщица, ставя на стол миску, распространявшую вкусный запах.
– Ну, – весело сказал Гош, усаживаясь и развертывая свою салфетку, – австрийцы и пруссаки, наверно, нанесут мне не одну рану… одним рубцом больше или меньше – ведь это не так важно. При всем том кровь уже остановилась. Смотрите!
Он беззаботно снял повязку и открыл шрам, по которому позже всегда можно было узнать воинственное лицо будущего знаменитого генерала.
III
Когда обед кончился, старуха Гош и Екатерина стали снаряжать маленького Анрио в дорогу и для этого уложили его скромные пожитки в чемодан, куда добрая зеленщица прибавила несколько баночек варенья, пирожков и сластей.
Ребенок безучастно относился к этим сборам. Ведь дети любят перемены! Восхищенный золотым темляком на сабле Гоша, с которой он все время играл, Анрио даже был рад предстоящему отъезду. Он предвкушал радости путешествия да, кроме того, воображал, что там, куда его перевезут, он увидит много солдат, выполняющих военные упражнения, и что ему, без сомнения, позволят играть со всеми темляками военных, среди которых он будет жить.
Анрио забыл всю любовь, все заботы бабушки Гош. Мысль о том, что он уедет далеко, очень далеко, занимала его фантазию, не давая места печальным размышлениям.
Гош и Лефевр, предоставив женщинам хлопотать, уселись верхом на стулья и стали разговаривать о разгоревшейся революции и о войне, которая уже началась на всех четырех концах границы. Они вышли из лавки и поставили свои стулья перед дверью зеленной, выходившей на дорогу Монтрей. Жизнерадостные, молодые, с душой, полной надежд и мужества, будущие герои республиканской армии, отдыхая, переваривали превосходный завтрак старушки Гош и весело разговаривали, покуривая, смеясь и
