— Слушайте, Шарль, я вот думаю… Как это все далеко! А кажется — близко.
— Да. Оптический эффект.
— Ух! — Она озадаченно почесала макушку и стянула шапку, не замечая, что Шарль откровенно любуется ее профилем. — Слушайте, как тут птицы не сходят с ума, когда ежедневно видят все это великолепие у себя под крылом?!
— Я смотрю, здешняя природа заворожила вас окончательно? — Он старательно расправлял волосы на ее плече, словно ему нравилось играть с ними.
— Что?..
— У вас, наверное, впечатлительная душа?
При чем тут душа? — подумала Эвелин, наблюдая, как солнце поднимается все выше и макушка сосны возле озера из темно-синей превращается в яркую безудержно-зеленую, словно после искусной обработки «Фотошопом». Господи, о чем она думает?! Какой «Фотошоп»?!
— Да. Шарль, мы — дикие люди…
— Это вы о чем?
— …безнадежно испорченные цивилизацией! — Она не слушала его и говорила скорее сама с собой. Взгляд ее блуждал по окрестностям, на лице застыла растерянная, беспомощная улыбка.
— Эвелин… Эвелин…
Она молчала. Она была сражена наповал. И она была готова публично признать свою неправоту перед Бернаром.
Все-таки он тысячу раз прав, вытащив ее сюда! Конечно, в нежной теплой Франции сейчас тоже хорошо, но это не идет ни в какое сравнение с пронзительной красотой и силой здешних красок! Обаяние северной природы, грубоватое, первобытное, но глубокое и подлинное — настолько потрясло ее, что Эвелин растерялась, а глаза щипало то ли от холода, то ли от подступивших слез.
«Я люблю все подлинное» — сказал ей кто-то сегодня. Где она слышала эти слова? От кого? Но в этот момент Эвелин поняла, что тоже любит, не может не любить все подлинное.
Она стояла одна. Как долго — неизвестно. Площадь, где обычно высаживали прибывшие группы, была пуста. Все разошлись спать, Шарль — тоже.
— Ну будет тебе смотреть-то! Успеешь еще! — услышала она снова голос Бернара откуда-то из-за спины. — Не слушала мудрого шефа, не хотела ехать. Иди лучше отдохни, все разошлись уже.
— А… да… А ты чего стоишь?
Он сдвинул брови:
— Я отвечаю за всех членов группы. И, между прочим, устал как собака и тоже хочу спать! Но администратор ждет, когда я приведу и размешу еще одного участника экспедиции. А участник стоит и глазеет по сторонам, как будто на это не хватит трех месяцев!
— Я… это…
— А ну, марш спать! — с еще большей суровостью выкрикнул Бернар. — Мы с тобой живем вон в том большом корпусе. Твоя комната под номером двадцать восемь.
— Угу… — Ей почему-то казалось, что он безумно рад, а вовсе не злится.
— Эвелин, ты хорошо поняла меня?
Она кивнула, растерянно оглядываясь:
— Поняла. А… в каком, ты сказал?
— Вон в том! — Кажется, он готов был расхохотаться, но зачем-то изображал строгость. — Ладно, что с тобой делать, пойдем вместе, иначе ты так и будешь здесь стоять, как безумный ослик.
— Как кто?.. Почему ослик? — Эвелин позволила ему взять себя под руку и послушно отдала сумку.
— Потому что они все упрямые, когда не хотят идти вперед. Их не сдвинешь с места.
— А почему безумный? — зевнув, спросила она.
— Потому что нормальный ослик не станет два часа просто так стоять на холоде, посреди голой площади.
Эвелин остановилась:
— Подожди, а где Шарль?
— А Шарль, моя дорогая, как и ВИП-персоны с канала «Франс-1», устроился в отдельном домике. Вон там, где веранды. И давно уже бай-бай.
— Да?
— Да. Не то что некоторые безумные ослики.
Эвелин вздохнула, еще раз оглянулась на солнце и, споткнувшись о ступеньку, зашла в дверь большого жилого корпуса базы.
Уже проваливаясь в сон, она успела подумать вот о чем: Шарль не так прост, как хочет казаться, а Бернар не так строг и коварен… А Баффинова Земля — чудеснейший курорт в мире, лучше любого другого… А она — безумный ослик.
А может, ей так хорошо оттого, что она влюбилась, что весна, что тает снег, что красивый восход и что… На этом Эвелин уснула крепким счастливым сном. Будто ребенок, который наконец обрел красивую игрушку. Пусть даже совсем не ту, о которой мечтал.
4
ВИП-персоны действительно отхватили себе неплохие коттеджи с выходом к озеру, правда, сейчас, в середине апреля, по местным меркам пока еще бесполезному с точки зрения отдыха на воде.
Зато с точки зрения завтраков на веранде, куда приносили горячий кофе и всевозможную еду в неограниченном количестве, эти домики были вовсе недурны.
Там можно было сидеть на солнышке прямо без верхней одежды. И если в тени местные градусники показывали минус пять, то тут воздух прогревался почти до плюс десяти. Золотистые доски впитывали в себя солнечное тепло и хорошо удерживали его, в верандах-нишах было уютно и безветренно. Вездесущие толстые коты восседали на перилах, горячий кофе, сваренный так вкусно, как Эвелин нигде еще не пробовала, бодрил и вдохновлял, а Шарль со своими ямочками на щеках просто сводил с ума… На них смотрели все женщины базы. Смотрели и тяжко вздыхали.
Прошло всего три дня, с тех пор как они прибыли сюда, но Эвелин уже почувствовала, что в привычном течении жизни, нарушенном тогда, перед отъездом из Довиля, все начинает становиться на свои места.
Во-первых, она взяла за правило каждое утро выполнять одинаковый ритуал: сначала встреча рассвета на балконе, загадывание планов и желаний на предстоящий день, потом — душ, потом — завтрак на веранде Шарля.
Очевидно, это была потребность, ставшая уже физической: настраиваться по утрам. Эвелин вдруг поймала себя на мысли, что не может, не в состоянии прожить день как надо, если утром, встав с постели, не задала определенную программу.
Однако странно. Снова, как и в прошлом году, все повторяется. Она уезжает в другую страну, накануне расстается с мужчиной, потом случаются приятные перемены, а потом… И снова все происходит Прямо перед днем рождения.
— Черт! — воскликнула Эвелин, выходя на балкон. — Черт! У меня же завтра день рождения!.. Ну как я могла забыть?!
Сегодня был четвертый день, вернее — четвертое утро, которое начиналось с созерцания рассвета в настоящем лесу. Это впечатляет намного сильнее, чем сиреневый потолок в любимой спальне (только холодно стоять спросонья на балконе).
Без Шарля по утрам она уже тоже не могла. Собственно, это пока было единственное время, когда они виделись: десять минут на завтрак и торопливую беседу ни о чем. Их отношения с первого дня претерпели ряд существенных изменений, но при этом не продвинулись практически ни на шаг к тому заветному рубежу, после которого их можно было бы назвать близкими.
