Во-первых, Эвелин обнаружила, что общаться с этим человеком очень легко и приятно, причем на любые темы. Он охотно поддерживал всякий разговор, особенно ему нравилась тема планов на будущее и прогулок, к которым они никак не могли приступить.
На этот счет отпускалось великое множество шуток, но оба прекрасно понимали, что встречаться по-настоящему, чтобы завести роман, в ближайшее время им не удастся.
В основном это было невозможно из-за резко свалившегося огромного объема работы. Шарль все время пропадал на выездных съемках, а Эвелин сидела на базе, настраивала страницы сайта для местных новостей фонда, потом они с Бернаром готовили программу публикаций; один раз ей пришлось немного помочь коллегам с рабочими материалами…
В общем, по-настоящему они увиделись только вчера, глубокой ночью, и то случайно, когда Шарль возвращался на базу, а Эвелин вышла прогуляться перед сном, потому что было тепло, дороги начали таять и весь вечер пахло весной.
Часы показывали больше двенадцати, солнце давно село, ничего не было видно, кроме талого снега под ногами и фонарей, и поговаривали, что по ночам тут шастают медведи, но Эвелин было хорошо и не страшно.
Она стояла на той самой площадке, вспоминая слова Бернара о безумном ослике, и прятала нос в тонкую короткую куртку. Колени, защищенные тонкой джинсовой тканью, уже начали подмерзать, а левый сапог промок в луже, но ей все равно нравилось, и, хлюпая носом, она улыбалась звездам и как будто чего- то ждала…
Как выяснилось, не зря.
Через несколько минут подъехал автобус с телевизионщиками, и первым оттуда выпрыгнул Шарль, который всюду их сопровождал.
— О! Право слово, а я уж думал, жизнь на сегодня не оставила мне приятных сюрпризов. Эвелин! Вот так подарок перед сном! Что вы тут делаете?
— Вы всегда так поздно возвращаетесь? — изумилась она. — Не понимаю, что можно снимать ночью?
Он рассмеялся:
— Осмелюсь предположить, что вы ждете меня и волнуетесь?
— Ну конечно! — Она непроизвольно улыбнулась, глядя на ямочки на его щеках. — Размечтались! Я дышу воздухом.
— Знаю, знаю. Вас тянет на этот пятачок как магнитом.
Она пропустила его слова и ничего не ответила, потому что сегодня днем слышала то же самое от Бернара.
— Так что же вы снимали в темноте?
— Ничего. Мы долго ехали. А снимали, еще когда было светло.
— Да?
— Нам никак не удается изобразить прогулку под цветущими каштанами, вот досада! — сказал он, подходя к ней.
Эвелин заметила, что две девушки, вышедшие из автобуса, смотрят на нее с нескрываемой завистью. Они, наверное, тоже «осмелились предположить», что она выслеживает Шарля и теперь пришла его встречать!
— Ничего страшного, еще будет время, когда уедут ваши коллеги с телекамерами.
— Мне кажется, они никогда не уедут! — Шарль картинно закатил глаза. — На самом деле завтра у них последний день… Знаете, если бы я был чуть понахальнее, то пригласил бы вас сейчас к себе в гости. Хотя бы так нам удалось бы немного пообщаться.
Эвелин залилась краской:
— Ну только не сейчас. Я очень устала. А завтра вставать рано.
— Тогда зачем вы вышли на воздух?
— Я… так весна же. Ну…
Он снова поправил запутавшийся в капюшоне курки локон на плече Эвелин и сказал:
— Знаете, обидно получается: нас с вами видят за завтраками каждый день, думают про нас бог знает что, а мы даже… даже…
— Что?
— Ни разу не держались за руки.
Эвелин снисходительно улыбнулась:
— А вас это сильно утешило бы?
— Конечно!
— Тогда это легко исправить. — Она взяла его руку в свою ладонь и тихонько сжала, словно в приветствии.
Шарль тут же взял ее вторую руку, пропустив свои пальцы между пальцами Эвелин, и прижал к себе. Эвелин опалило его дыхание, и она почувствовала, что трепещет, словно школьница на первом свидании.
— Если бы я был понахальнее… — повторил он шепотом.
— Обычно я люблю нахалов, — тоже шепотом ответила она, — но не сегодня.
— Отлично. У нас послезавтра три выходных. Мы будем гулять и звать весну, чтобы она приходила поскорее.
— Да, весну. — Эвелин казалось, что она сейчас растает и превратится в одну из прозрачных луж под ногами.
— Весной так хочется любви… Правда, Эвелин?
После этих слов он легко провел своими губами по ее щеке, а потом слегка, словно полушутя, прихватил губы. Это был даже не поцелуй, а так… Это напомнило Эвелин ребяческий жест из школьного прошлого и немного не увязывалось с романтическим образом Шарля.
Но она решила не придавать этому значения. При чем тут эти мелочи? При чем тут какой-то образ, когда Шарль сейчас обнял ее и впервые недвусмысленно дал понять, что у них есть все шансы на настоящий роман? И что он начнется буквально завтра, как только они освободятся от работы. И он мог бы начать его прямо сейчас, если бы она тоже была «чуть понахальнее».
Эвелин, тяжело дыша, отступила назад. Трудно было сказать, что именно она испытывала сейчас. Нетерпение? Восторг? Разочарование? Или просто растерянность? Пожалуй — все сразу.
Нужно было срочно расходиться. Продолжать беседу не имело смысла, иначе она рисковала закончиться лишь на рассвете в номере Шарля или в ее собственном. И тогда наконец они вышли бы к завтраку вместе!
Шарль, видимо, тоже понял это и отпустил ее руки, словно чего-то испугался.
— Мы увидимся завтра.
— Да, конечно.
— Завтра у меня последний тяжелый день. Потом я буду предоставлен сам себе.
— Хорошо.
— Мы… мы изобразим прогулки по вечернему Довилю. — Он криво улыбался, нужно было что-то говорить, но оба думали совсем о другом, и оба это понимали.
— Да. Но Баффинова Земля — тоже хорошее место. Так что можно не изображать.
— Да, можно.
Он замолчал, красноречиво глядя на нее и, очевидно, не находя в себе достаточно мужества, чтобы развернуться и уйти. Эвелин тоже молчала.
Им не хватило какой-то секунды, иначе роман начался бы прямо сейчас и эта история имела бы совсем другой финал. Но…
Но Эвелин отвела глаза, не выдержав последней секунды, Шарль вслед за ней тоже, и, постояв немного молча, они попрощались. Получилось как-то скомканно и неловко, и Эвелин долго потом не могла уснуть, вспоминая сначала поцелуй, а потом — неуклюжее рукопожатие. Зачем она придумала пожать ему руку? Это перечеркнуло всю тонкость и изысканность последних минут встречи.
