Налили… Закусили жареной картошечкой и яишенкой. То и другое по здешним меркам — деликатес.
— В общем, боевик-то из него вшивенький, — продолжил Кандиков, отложив ложку (с вилками была напряженка). — Его на серьезные операции даже не брали, так, на подхвате держали, на прикрытии. В основном в лагере болтался: где по хозяйству, где с пленными возился. Но вот проблема. Он и про них ничего рассказать не может. Спрашиваю — фамилии, звания, из каких частей? Шиш — не знает.
— Я тоже интересовался — ноль: Петя, Вася, Сережа.
— И я сначала расстроился, а потом думаю — ну, ладно, Бог с ними, с фамилиями. Но ведь в лицо-то он их видел, правильно?
— Правильно, — кивнул Колдун.
— А если, скажем, ему фотку показать?
— Скорее всего, опознает.
— Именно! — расцвел Кандиков. — Вопрос только в чем — где фотку взять, верно?
— Так в этом-то все дело. Где ж ты ее возьмешь-то?
— А как ты считаешь, почему генерал со мной фээсбэшника отправил?
— Потому что террористы — это их компетенция.
— Не-а, — сыто улыбаясь, откинулся на спинку стула Кандиков.
— Ну говори же, не тяни.
— А затем, чтобы старый вояка Кандиков сейчас водку пил, а 'старший брат' вместо него пахал, как негроамериканец.
— Саня, блин, — не выдержал Калашников. — Укачал ты меня своими недомолвками, удовольствие, что ли растягиваешь?
— А кто меня в травмпарке бросил?
— А кто меня у Сунжи?
— Наливай.
Налили… Закусили шашлыком из баранины. Деликатес был приготовлен исключительно для друга. Колдуна от курдючных животных уже подташнивало — свининки бы. Но не было.
— В общем, ковыряется сейчас фэбс в своей базе данных, делает выборку пленных по месту и времени, фотки собирает.
— На Ханкале их фотки хранятся?
— На Ханкале — компьютеры с выходом, куда хочешь, и целая куча помощников. Я когда уезжал, они уже штук 10 снимков скачали. Правда, чеченец пока ни одной не опознал.
— Его разве не отправили в Чернокозово?
— Нет. Теперь, пока всю базу не покажут, здесь будут держать.
— Долго ждать придется.
— Быстрей, чем ты думаешь. Во второй кампании пленных было не так уж много. К тому же выборку нужно делать только за короткий период. Минус те, которых убитыми нашли, которые инвалидами стали…
— Не забудь еще гражданских специалистов и всяких сопровождающих гуманитарных грузов.
— Таких вообще мало. Не проблема.
В этот момент на улице раздался взрыв.
— Кажется, подствольник. — спокойно прокомментировал Кандиков.
Следом затрещали автоматы.
— И так каждую ночь, — устало выдохнул Калашников. — К бою, мужики, занять оборону по секторам.
Антонов и Мухин, привычно накинув разгрузки, схватили оружие и вылетели из комнаты…
— Ну, что там? Что? — взволнованно спросила Ирина Сергеевна, глядя на верхний балкон. — Господи, Господи! Хоть бы живая была, хоть бы живая.
Полынцев ошарашено смотрел в окно. Посреди комнаты в коротенькой сорочке, склонив набок голову, стояла Светлана. Волосы ее были растрепаны, плечи опущены, тело неестественно вытянуто в струнку… Нет, о, Боже! Она не стояла. Она висела! Висела на длинной веревке, едва касаясь ногами пола. Сердце съежилось… Вот она беда, вот оно горе, которого ждал! Ведь знал, знал, что так будет, но не хотел верить, не хотел мириться! Наказала судьба. За что наказала?! Он с силой ударил локтем в стекло…
— Ой, мамочки! — испуганно вскрикнула Ирина Сергеевна. Что там, миленький, что!?
Он уже ничего не слышал, крошил стекла, как скорлупу, продираясь внутрь. Осколки резали руки, вонзались в лицо, падали за шиворот, но он не чувствовал боли — гвоздил и швырял, ломал и выворачивал. Быстрей, быстрей! Вдруг — еще живая, вдруг — можно спасти. Голова понимала, что нельзя, но душа, но сердце… Быстрей! Еще быстрей!..
Заскочив в комнату, он подбежал к Светлане и, обняв ее за талию, крепко прижался… Какая же худенькая, какая хрупкая… Попробовал ослабить узел на шее, — не получилось. Бросился на кухню, нашел в столе нож, вернулся и одним махом срезал веревку. Безжизненное тело мягко опустилось на руки. Легкая, Боже, какая легкая… и холодная…
Фокин взбежал на восьмой этаж, будто и не было предыдущих семи. Как убили?! За что?! Кто убил?! Преступник ведь пойман. Откуда взялась эта сволочь?
Дверь в квартире была нараспашку. Олег сразу прошел на кухню, где сидели Чупачупс, Тимохин (на днях вернувшийся из командировки) и эксперт-криминалист.
— Привет. А где Полынцев?
— Там, курит, — неопределенно указал Тимохин за окно.
Фокин прошел через комнату. Здесь колдовал над трупом судмедэксперт, рядом на стуле писал протокол следователь прокуратуры.
— Привет, а где участковый?
— На балконе, — ответил тщедушный медик, разглядывая Светлану.
Она лежала на диване в голубой шелковой сорочке, и если б не чрезвычайно бледное лицо, не темная бороздка на шее и не свежая царапина на щеке, то можно было бы подумать, что она просто спит.
Олег вышел на балкон. Полынцев стоял, облокотившись на решетку и тупо глядя вниз.
— Что, брат, невесело?
Андрей молчал.
— И мне невесело. Прошляпили дивчину. Проспали. Места себе не нахожу. Откуда, откуда появился этот гад? Вроде бы, всех вычислили, всех упаковали. И тут на тебе — получи… До слез обидно. Такую девку не уберегли. Хоть бы Жукову какую или проститутку эту из 'Лотоса' — не так жалко было бы. А то ведь вон, красавицу… душой, и телом… Моя вина, не надо было разрешать ей возвращаться, не надо. Только кто же знал, что так все обернется. Переживаешь?.. Я тоже. Но обратно уже не воротишь. Теперь нужно гада этого выловить, чтоб так же на люстре вздернуть и посмотреть, как дрыгаться будет, паскуда, — Олег обнял напарника за плечо. — Не грусти, найдем сволочь, отыграемся. Э, брат, да ты весь в крови… Где это тебя так? Чего молчишь? — он заглянул в лицо друга.
Полынцев плакал.
Глава 20
— Проспали девчонку, проворонили!!! — влетела в квартиру разъяренной львицей Лариса Михайловна. — Разогнать вас всех к чертовой матери! Разжаловать, отправить в соловки, на рудниках сгноить! Тунеядцы, остолопы, недоумки! Кто здесь главный?!
Игорь Витольдович оторвал взгляд от записной книжки.
— Вы!? — зловеще взрычала пенсионерка. — Да я вас со свету сживу, я вам до конца жизни уснуть не позволю, вы у меня через неделю мертвым завидовать станете!
