минутами раньше или пятью минутами позже, и от этой задержки ничего не произойдет. Сейчас по чистой случайности он был сам себе хозяином, такие минуты выпадали редко. Сергей миновал темно-коричневое, еще дореволюционной постройки здание арматурного завода, впереди выстраивались два ряда ларьков, между ними бегали собаки. Собак здесь было много, целая стая. Как всегда при виде этой картины, Сергея тронуло какое-то странно-щемящее чувство. Все началось с полгода назад, когда среди ларьков, торговавших сигаретами, пивом и кексами в упаковке, вдруг развернулась красивая мясная лавка на колесиках, с которой торговали сардельками, ветчиной, рулетами и прочей пахнущей продукцией, разложенной за стеклом в железных лоханях. Первые собаки появились почти сразу, потом их стало больше, и вскоре как будто какая-то пружина стала раскручиваться здесь но своим собственным законам, которые уже ничто не могло отменить или остановить. Собаки бегали и ходили, озабоченно принюхиваясь друг к другу, между ними возникали какие-то отношения, вскоре суки заходили беременные, появились щенки, новый уклад и миропорядок образовались на этом пространстве сами собой, независимо ни от чьей воли, новая жизнь мгновенно складывалась здесь, со своими заботами, сложностями, правилами, серьезными и важными, так, как будто они всегда были и будут тоже всегда. И причиной всему была мясная лавка, случайно закатившаяся сюда и которой при другом раскладе здесь запросто могло бы и не быть. Вся жизнь этих собак, значительная, многообразная и, как им, наверно, казалось, вечная — все это было из-за нее. Мясная лавка была их солнышком, дающим жизнь и тепло; убери ее отсюда — и солнце погаснет, и ненужной и лишней окажется вся пестрота жизни, вся важность и значительность отношений, сложившихся здесь. Хрупкость того, что составляет жизнь, самое ее основу, была здесь как на ладони, что-то беспокоящее и важное было во всем этом, и когда Сергею приходилось видеть по телевизору или читать об угасших доменных печах и остановившихся заводах, об опустевших и вымерших рабочих поселках, он всегда вспоминал этих собак. Ясно было, что мясная лавка когда-нибудь уйдет отсюда, и тогда все рухнет, и непонятно было, что делать тогда, разве что взять жизнь нескольких из этих собак на себя и принести костей из дома. Бросив прощальный взгляд на черную, клоками линявшую шавку, которую он, кажется, знал, Сергей вошел в тоннель, ведущий к входу в метро. Зная по опыту, что лучшее средство избавиться от тянущих сердце ощущений — это прочитать газету, он купил свежий «Комсомолец». На чтении второго абзаца экономической рубрики все его сентиментальные настроения надежно затянулись. Проехав одну остановку на метро и выбросив на выходе газету в урну, Сергей вышел на широкую центральную улицу. До министерства было недалеко. Миновав несколько старинных реставрируемых зданий в лесах, с деревянными заборами и щитами, возвещавшими, какому банку каждое из них принадлежит, он съел «сникерс», прошел мимо нового здания «Макдоналдса» и наконец приблизился к цели своего путешествия — грозно-серому имперской архитектуры зданию, сложенному из неотесанных гранитных глыб. Зайдя в один из боковых подъездов и оформив пропуск, он вернулся к главному входу и, оттянув на себя дверь, за рукоятку которой, как за двуручный меч, можно было браться только двумя руками, по широким ступеням поднялся в огромный зеркальный вестибюль. В высоком без окон зале было немноголюдно. Охранники и несколько посетителей, ждавших, когда к ним спустятся, смотрели сериал «Умная и красивая». Отдав пропуск вахтеру, сидевшему за столом, и пройдя в спрятавшуюся в углу зала неприметную двустворчатую дверь, он оказался на маленькой, по контрасту узкой площадке с ведущей вверх лестницей. На старом, но ухоженном лифте он поднялся на шестой этаж. Узкие с высокими потолками коридоры, ковровые дорожки, густо насаженные двери, на каждой из которых была табличка с указанием должности и фамилии. После недавней реорганизации и сокращения штатов число сотрудников министерства в полном соответствии с законом Паркинсона увеличилось в полтора раза, и теперь даже крупному начальству приходилось ютиться в небольших кабинетах. Свернув за угол, Сергей оказался у апартаментов Червенева. Маленькая комнатка для секретарши была пуста, дверь в кабинет открыта. Там тоже никого не было. Судя по свежести окурков в пепельнице и валявшемуся в кресле кейсу, хозяин был где-то в здании. Выйдя из кабинета, Сергей секунду постоял под жужжащей лампой дневного света. Ситуация была неопределенной. Червенев мог вернуться через пятнадцать минут, а мог и через два часа. Делать, впрочем, было нечего. В любом случае Червенева следовало дожидаться. Сунув руки в карманы, Сергей неспешно двинулся вдоль коридора.
В этом здании и в этих кабинетах ему приходилось бывать нередко. После того как министерство из руководящей организации превратилось просто в источник финансирования, такие визиты для разработчиков стали частью образа жизни. Как и в фигурном катании, здесь были свои обязательная и произвольная программы — обязательной было выбивание денег для института, произвольной, и гораздо более сложной — для коммерческих структур. Обе требовали высокого уровня техники и артистизма, хуже всего, однако, было то, что пить, и помногу, приходилось в обоих случаях. Министерство жило по прочно установленному распорядку — в шесть часов кабинеты запирались изнутри, и начиналась пьянка. В случае отсутствия посетителей чиновники пили друг с другом. В пятницу, впрочем, все могло начаться существенно раньше, тем более неизвестно было, сколько придется ждать Червенева. Сергей вздохнул. Отношение к этим вечерним посиделкам было тем вопросом, где они с Андреем, люди, в жизни очень разные, отлично понимали друг друга. Без лишних слов они старались друг друга поддерживать. На практике это приводило к тому, что зачастую они ездили на прием к министерскому чиновнику вместе даже в тех случаях, когда обсуждаемый вопрос определенно касался только кого-то одного из них. Все это было производственной необходимостью — у того же Червенева в стенном шкафу всегда стояло две бутылки «Пшеничной», и известно было, что, пока обе они не будут опустошены, никакое обсуждение не могло закончиться, так что следовало попросту подстраховаться и разделить нагрузку. Сергей мрачно пожевал губами, поглядывая на двери с фамилиями вдоль коридора, вспоминая, с кем из этих людей он пил, а с кем нет. Воспоминания не веселили. Чиновники старой закалки, в большинстве своем от пятидесяти и старше, — все они проделывали это с одинаково бессмысленной целеустремленностью. Алкаши со стажем, они пьянели уже после первых ста грамм, и последующие дозы уже ничего не могли прибавить к их состоянию. Тем не менее с какой-то сомнамбулической заведенностью они продолжали вливать в себя стакан за стаканом, словно непременной целью их было алкогольное отравление. Прикинув, сколько времени придется провести таким образом по ходу неизбежных увязок и согласований, если за сегодняшними событиями действительно кроется что-то реальное, Сергей ощутил тоскливый отклик в желудке, а вместе с ним какое-то предательски тянущее чувство. С внезапной усталостью он остановился у подоконника. Привалившись плечом к стене, он бездумно уперся взглядом в затененный министерский двор. Простор и безлюдье. На расчерченных квадратах стояли служебные «мерседесы» и «ауди», по черному асфальту вяло бродили голуби. Пустота и неподвижность. Тормозящее оцепенение, ровное и пустое, как белый свет из окна. Спохватившись и отлепившись от подоконника, он вновь бесцельно побрел по коридору. Для того чтобы предаваться декадентским настроениям, у него было слишком много обязанностей. В сущности, это было единственное в его жизни, что заслуживало внимания. Ничего другого не было. А жизнь шла своим чередом. Надо было оплатить учебу дочери в гимназии и в спортивной школе, надо было накопить денег, чтобы летом отправить жену с дочкой на Кипр или в Испанию, надо было оплатить ремонт, надо было заплатить за учебу жены в коммерческом университете, где она переучивалась на менеджера по маркетингу вместо никому не нужной теперь профессии инженера-строителя, надо было помочь материально матери и родителям жены — пенсионерам, надо было заплатить квартплату за три квартиры — свою, матери и родителей жены, надо было оплатить посещение женой теннисных кортов, ибо это было единственным, что по-настоящему доставляло ей удовольствие, нужно было оплатить лечение матери в коммерческой поликлинике, нужно было оплатить хотя бы дважды в год ее двухнедельные поездки в дома отдыха, где она, несмотря на свои годы, заводила знакомства и чуть ли не крутила романы, — все это было одинаково нужно, и все это мог обеспечить только он. Жизнь не требовала доблести, надо было просто проявлять терпение. А значит, надо было спокойно и выдержанно разобраться в сегодняшнем случае, выяснив, есть ли здесь действительно какая-то возможность заработать деньги. Машинально поздоровавшись с несколькими знакомыми чиновниками, Сергей огляделся. Занятый своими размышлениями, он сам не заметил, как забрел в то крыло здания, где помещались апартаменты замминистра. Здесь был тупик. Коридор расширялся, переходя в большую квадратную площадку, выложенную фигурным паркетом, на площадку выходили двери приемной и сопутствующих кабинетов. В отличие от полупустых коридоров министерства, здесь что-то происходило. Посетители кучковались и что-то осторожно обсуждали у дверей приемной, люди с папками переходили из кабинета в кабинет. В воздухе стоял ровный, чуть приглушенный шум голосов. Отчужденность и суета. В центре площадки как-то по-школьному скованно стояли два молодых контр-адмирала. Перед ними, нетерпеливо переступая с ноги на ногу, пружинисто упираясь в паркет каблучками, стояла по-спортивному
