снова, прочнее утверждаться в деревне, в селе сибирском, кондовом, вековечно-собственническом, дремучем в своей неграмотности, косности, замшелости чалдонской.
– А база? – перебил Рагозин. – Экономическая база, чтобы снова оседлать мужика? Опять «Закулсбыт»? Дудки! На этого червячка мужик не клюнет!..
– Предусмотрено, иркутянин!.. Наша база – Кредитные товарищества. Для мужика это очень заманчиво. Посудите сами, у большевиков кредита не выпросишь, а тут подъехал наш агитатор: давайте-де, братцы- мужички, объединяйтесь, вступайте в Кредитные товарищества. И советская власть не против – это же один из видов кооперирования и полностью соответствует коммунистическим предначертаниям… А мы в эти крестьянские кооперативные объединения вольем живительную силу денег. В наших закромах денежек невпроворот.
– Каких? Совдеповских, обесцененных миллиардов, на которые только и купишь, что горсть каленых орешков? Или адмиральских «языков» [2]? Они уже объявлены аннулированными. Колчаковскими сейчас деревня в избах стены оклеивает. Царские кредитки? Сотни мужик еще берет. Морщится, но берет. Да царских – маловато…
Андрей Иванович выдержал паузу и сказал не без торжественности:
– Керенки!.. Их население принимает охотно, им верят, представьте! Большевики официально уведомили, что керенки подлежат хождению, и керенки – только давай!.. А у нас их – миллиарды. Когда адмирал свои «краткосрочные обязательства» ввел, нашим людям удалось в Омске все запасы керенок – «двадцаток» и «сороковок» – припрятать. Вот и сгодились. Что особенно интересно: население верит в наши эсеровские деньги, ведь керенки – валюта Временного правительства! Каково?
Рагозин зевнул:
– Но мы отвлеклись, Андрей Иванович. Объясните местную ситуацию на сегодня, и что именно вы намерены из меня сделать? Начальника боевки?
– Нет, «товарищ» Рагозин. Боевка уже создана. Ваша миссия посложнее будет. Предстоит чисто организационная работа. Я уже говорил, что Западная Сибирь сейчас – кипящий котел, придавленный большевистской крышкой, на которой, вроде торговки-салопницы, сидит пресловутая Чека. Дайте ей в морду, сбейте салопницу с крышки, – похлебка, которую заварила история, плеснется через край. Банды и шайки всю степную Сибирь заполнили, противоколчаковская партизанщина сохранила еще свою партизанскую автономию, ряд крупных отрядов отказался занять подчиненное положение в Красной армии, партизаны самостийничают и превращаются с каждой неделей из союзников красных во врагов нового правопорядка, который ничего доброго мужику пока не дал и душит крестьянство продразверсткой. Конца- края этой совдеповской грабиловки не видно:… Вот вам, родной мой, и «ситуация». На манер пороховой бочки. Поднесешь спичку и – взрыв.
– У нас на востоке – не так остро…
– Так вот, наша работа сегодня – прибрать все эти развращенные полуторагодовой партизанщиной мужицкие орды, зануздать взбесившуюся лошадку, ввести её в оглобли и заставить тащить наш, эсеровский, тарантас не туда, куда кривая вывезет, а в желательном для нас направлении… Мы будем работать в селе параллельно с совдепией. У тех ревкомы и сельсоветы, и у нас – свои ревкомы. Подпольные, разумеется. У совдеповских властей – винтовки и насилие, ну продразверстка там, комбеды… У нас – Кредитные товарищества с неограниченной ссудоспособностью, школы и всякая гуманистика, в том числе медицина сельская, на возрожденных принципах земства, то есть с душой, с любовью… Куда мужик попрет?
– Безусловно, к нам.
– То-то и есть. Разумеется, самые крупные паи в Кредитках у наших людей, но и бедняцкому элементу вход открыт – так, чтобы к севу никто не оказался безлошадным, без семенного материала… Это в общих чертах. Но есть детали: умелая агитация против советской власти. Агитация сопоставлением: продотряд приехал – ограбил село, а Кредитное товарищество – сейчас же на выручку ограбленному. Кредит долгосрочный – на год, на два, на три, на пять лет. И диффамация: шельмование местных властей. Тут все допустимо – от пьянства крепких зажиточных мужиков с коммунистами до провокационного мордобоя… Ну да вы представляете себе.
– Так. А чем «прикрыть»?
– «Союзом трудового крестьянства». Или «Всероссийским съездом трудящихся землеробов». Но я лично больше склоняюсь к «Земскому Собору». Звучнее, солиднее, привычней верующему мужичку-середняку… Хорошее, созвучное русской душе словосочетание.
– Пожалуй, – улыбнулся иркутский гость. – Только не «Учредительное собрание»! Учредилка провалилась, о ней даже поминать не нужно.
– Да, конечно. Конкретно ваша роль: вы – служащий Томского ГубОНО, разъезжаете по селам и весям, инспектируете народные училища и приходские школы, прощупываете учительский состав и, елико возможно, сажаете учителями наших людей, устраиваете их быт за счет местной Кредитки, прибиваете на школах новую вывеску: «Советская школа номер такой-то», – вручаете учителям новехонькие штампы и печати с советским гербом и регистрируете эти атрибуты школьной национализации в местном Ревкоме, как акт политической благонадежности и школьного начальства и самого инспектирующего. Вам будет вручено пока пятьсот новеньких штампиков и печаток. Их уже изготовили. Несложно?
– Как будто…
– А вот теперь начнется сложное. В каждом селе, в каждой деревушке, имеющей школу, надо создавать родительские советы.
– Это что же, наш комитет? Неплохо придумано, неплохо.
Доктор поднял вверх указательный палец:
– Пока это экспериментально. Ведь и большевики тоже не спят. Они мечтают о коммунизации школ. В городах у них скандал за скандалом. Сунут коммунисты своего учителишку, а мы его – помоями: или, мол, у Колчака служил, или уловили за молитвой, или папаша был фабрикантом. Кроме школьных родительских советов вам предстоит еще спиритизация местной интеллигенции.
– Что, что?…
– Разведение спиритических кружков… Не удивляйтесь. Модная штука это столоверчение. Мы иногда в наши кружки и коммунистов вовлекаем.
– Нет уж… лучше без.
– Всякое случается. Но главное – прибирайте к рукам Кредитные товарищества. Словом, накопление сил. Организация и собирание воедино земли Русской. Восстания мы начнем повсеместно, по всей Сибири, Уралу, Средней России. Для европейской части очаги движения в Тамбовском, Кирсановском, Борисоглебском уездах. Для азиатской – Петропавловск, Акмолинск, Кокчетав, Курган, все Семиречье, Омская округа и наша Томская губерния, во главе с Новониколаевским и Колыванским уездами, а там весь Алтай хлебородный поднимем…
– Сроки восстания подработаны?
– Этого никто не знает, кроме Дяди Вани. Во всяком случае, не раньше уборки урожая этого года.
– Так. Все понятно. В «шкрабы» меня, следовательно? Что ж, могу и столяром, и «шкрабом» могу. «То мореплаватель, то плотник». Слушайте, Андрей Иванович, а деньги? Я ведь ничего не привез…
– Я же говорил: в средствах мы не ограничены.
– Но это купюрки Керенского, а… «презренный» металл: ляржан, пенензы, дукаты, дублоны?
Доктор вздохнул.
– Экий вы… Фома Неверующий!.. Когда найдете стоящий большого расхода объект или что-либо в этом роде, можете рекомендоваться бароном Ротшильдом. Будут вам и ляржан, и дукаты.
– Еще вопрос: вы действительно медик или так, для конспирации?
– Окончил Казанский университет. А что?
– Кокаин… мне лично. Очень умеренно. При перенапряжениях.
– Сделайте одолжение. Только не увлекайтесь.
– Простите, доктор, мне пришло в голову одно обстоятельство… Представим себе на минутку, что и вправду произойдет… нравственно-духовное перерождение Юлии. Ведь отец – большевик, и рабочее происхождение, ну и все такое… Вдруг? А?
Доктор, закуривая, улыбался.
