глаза или, например, пребывание в нечеловеческом теле, отступают перед самой возможностью жить.
— Как ты будешь дальше, дед? — тихо спросил я. — Здесь… хорошо, здесь только мы и алари. А на Земле?
— Часто ли я выходил из дома в последние годы? — вопросом ответил дед.
— А счётчик захочет…
— Он предложил мне компромисс. Пятьдесят лет мы пробудем на Земле. Карел будет послом Счётчиков у человечества. Потом полвека послом у них буду я, всё равно на их планете человеку не выжить. И по новой.
Это было очень, очень щедрое предложение. И не только для деда, для всей Земли. Дипломатические контакты — качественно иной уровень в отношениях с расами Конклава.
Потом до меня дошёл весь смысл его слов.
— Сколько живут счётчики, дед?
— Очень долго, Петя. — Он ответил не сразу. — Куда дольше нас.
— А про их мир ты что-нибудь узнал?
И в это мгновение рептилоид неуловимо изменился. Он дёрнул головой, потянулся и резко сказал:
— Пётр, я прошу не затрагивать данную тему.
Секунда — и Карел ушёл, спрятался во второй слой своего сознания. Но меня словно кипятком обдало. Нет, не с дедом, точнее — не только с дедом я разговаривал. Счётчик всё время был рядом. Слушал, смотрел, делал свои выводы.
— Неудобно снимать комнату в доме со стеклянными стенами, — сказал дед. На этот раз — именно дед…
Была какая-то злая и едкая ирония судьбы в том, что именно Андрею Хрумову выпало доживать век в нечеловеческом теле. Причём — именно век по меньшей мере.
Я присел на постели, посмотрел на рептилоида. Нас оставили вдвоём, вернее — втроём. Вероятно, чтобы мы смогли уладить семейные проблемы? Увы, бывают ситуации, которые лучше и не пробовать разрешать, ибо разрешить их просто невозможно.
— Дед, что ты решаешь? Я имею в виду Геометров.
— Дальнейшие решения будут принимать те, кто имеет на это право, — просто ответил он. — Я предоставлю свои рекомендации, но не от меня зависит, с кем пойдёт Земля. Надеюсь всё же, что с Геометрами.
— Дед, это ошибка.
— Пётр! — Рептилоид дёрнулся в тщетной попытке изобразить человеческое возмущение. — Всё описанное тобой не выходит за рамки нормального общества.
— Выходит, — твёрдо сказал я. — И далеко.
— Пётр, тобой сейчас движет чисто эмоциональная реакция. Тебя возмутила их структура власти? Власть, построенная на воспитании?
— И это тоже. Понимаешь, это система, не оставляющая шансов. При любой тирании, любой диктатуре всегда есть сопротивление со стороны общества. Это от рождения, наверное, закладывается. Пока есть деление мира на внешний — враждебный и на внутренний — семью, всегда существуют две логики, две модели поведения… Даже три, — не удержался я, — на стыке двух систем возникает личность как таковая, сплав общества и наследственности. Это даёт свободу. Но мир, уничтоживший семью как таковую, становится монолитен. Нет конфликта. Нет двойной морали. Нет… нет свободы как таковой, наверное…
— Вот я воспитал тебя на свою голову, — промолвил дед, — и что хорошего?
— А я не просил меня воспитывать, — сказал я.
Дед помолчал, прежде чем ответить:
— Удар ниже пояса, Пит.
Но меня не растрогало детское имя:
— У тебя и пояса сейчас нет. Дед, как бы там ни было, но ты воспитал во мне именно право решать. Свободу. Так? Ты хотел этого? Так вот, я уверен, что мир Геометров ничего хорошего Земле не принесёт.
— Петя, ты видел там, у них, нищих?
Я молчал, мне нечего было ответить, но, к счастью, дед решил усилить эффект:
— Бандитов, преступников?
— Видел. Я сидел в концлагере.
— Если верить твоему описанию, так это не самое ужасное место, Петя! Миллионы людей у нас живут в куда худших условиях. Ты видел лагеря беженцев под Ростовом? Или молодёжные трудовые поселения в Сибири? — Дед повысил голос, выжимая из горла рептилоида всё, что возможно. — Посмотрел на изнаночку чужой планеты — своя мёдом показалась? Опомнись, Петя! Земля вовсе не тот курорт, которым ты привык её считать!
Я вспомнил бескрайнюю холодную тундру. Цепочку сторожевых вышек, на которых обитали
— Земля — это рай, — сказал я. — Поверь, деда.
Он как-то даже осёкся от моего тона. Замотал треугольной вараньей головой, промолвил:
— Столкновение утопии с реальностью всегда приводит к деформациям. Утопия искажается, но…
— Нет, дед. Это не утопия деформировалась, а реальность.
— Что тебя наиболее возмутило в их мире, Пит? — спросил дед, помолчав.
Это было как привет из детства. Умение вычленять главное, которому так долго учил дед. «Не ной, объясни, что у тебя болит! Не бросай учебник, скажи, что непонятно! Не реви, вспомни,
— Наставники. Их уверенность в себе. Их… их стремление творить добро.
Дед очень натурально крякнул:
— Да что же ты заводишься, Петя? Это ведь здорово, что люди верят в свою правоту! Что они пытаются воспитать детей! Хорошие учителя — вот чего не хватает нашему обществу!
Я вдруг вспомнил Тага. И ответил, пожав плечами:
— А детям не нужны хорошие учителя. Им нужны хорошие родители.
Внезапно дед захихикал:
— Петя, меня всегда поражали твои лакуны в знаниях и умение их заполнять. Ты вот сейчас споришь с авторитетами…
— А с авторитетами всегда приходится спорить. У них должность такая.
— Если бы я это знал раньше… — начал дед. — Ладно. Чего ты хочешь, Петя?
— Тень, дед. Я должен отправиться…
— Почему именно ты?
— Я знаю Геометров. Значит, сумею быстрее понять их врагов.
— И как ты мыслишь это путешествие? Джампом? Тридцать две тысячи световых лет делим на двенадцать целых три десятых… ух ты, всего лишь три тысячи прыжков! Если брать перерыв между джампами в два часа, то мы доберёмся примерно за восемь месяцев. Реально, Петя?
Разозлился дед, это точно.
— Нет, — согласился я. — Даже если алари поставят на челнок свои генераторы и системы жизнеобеспечения… это слишком долго. У нас нет такого времени. Да и не выдержит никто столько джампов. Я на сотом рехнусь.
— Тогда о чём ты? У нас нет технической возможности добраться до Ядра!
— Есть. Кораблик Геометров.
Дед замолчал.
