— Я знаю, что очень близка к Дьюи, — сказала я совету. — Я знаю, что на мою долю выпал тяжелый год, когда умерла моя мать, когда пошатнулось мое здоровье, и вы пытались поддержать меня. Но мне не нужно поддержки. — Я замолчала. Вовсе не это я хотела сказать. — Может, вы думаете, что я слишком люблю Дьюи, — сказала я им. — Может, думаете, что эта любовь туманит мой разум. Но поверьте мне, я буду знать, когда придет время. У меня всю жизнь жили животные. Я хоронила их. Это было тяжело, но я справлялась. И последнее, чего бы мне хотелось, самое последнее — это чтобы Дьюи не страдал.
Это собрание напоминало грузовой поезд, который в состоянии отшвырнуть меня в сторону, как корову на рельсах. Кто-то сказал, что совет должен принять решение о будущем Дьюи. Я знала, что члены совета не хотели ничего плохого. Я знала, насколько серьезно они относятся к своим обязанностям и решат так, как считают наилучшим. Но я не могла позволить этому свершиться. Просто не могла.
Совет взялся обсуждать, сколько человек должно быть в похоронной комиссии Дьюи, когда одна из членов совета, Сью Хитчкок, взяла слово.
— Это смешно, — сказала она. — Не могу поверить, что мы вообще говорим об этом. Вики работает в библиотеке двадцать пять лет. Девятнадцать лет из них она рядом с Дьюи. Она знает, что делает. И мы все должны доверять мнению Вики.
Да благословит Господь Сью Хитчкок. После ее слов поезд слетел с рельсов, и совет отступил.
— Да, да, — стали бормотать они. — Вы правы… мы слишком торопимся… вот если его состояние ухудшится…
Я была подавлена. И до глубины души поражена тем, что эти люди предлагали забрать у меня Дьюи. Но они могли это сделать, власти у них хватало, и все-таки не пошли на это. Мы одержали победу — для Дьюи, для библиотеки, для города. И для меня.
Глава 26
Любовь Дьюи
Я всегда буду помнить Рождество 2005 года, за год до того ужасного совещания, когда Дьюи было восемнадцать лет. Джоди и Скотт остановились у меня в доме. У них уже были полуторагодовалые близнецы Натан и Ханна. Мама еще была жива, и, отдыхая, она с удовольствием наблюдала, как близнецы разворачивают подарки. Дьюи растянулся на диване, прижавшись к бедру Джоди. То был конец одного периода и начало следующего. Но в ту неделю все мы были вместе.
Любовь Дьюи к Джоди никогда не уменьшалась. Моя дочь продолжала оставаться его большой романтической любовью. В это Рождество, едва только ему предоставлялась возможность, он пристраивался рядом с ней. Но когда сейчас вокруг было так много людей, особенно детей, он предпочитал больше наблюдать. Он хорошо относился к Скотту, не проявляя ни капли ревности, и полюбил близнецов. Когда родились внуки, я передвинула стеклянный кофейный столик вместе с оттоманкой, и почти всю рождественскую неделю Дьюи предпочитал сидеть на этом диване. Натан и Ханна топтались рядом с ним и покрывали Дьюи ласками с головы до ног. Дьюи относился к малышам с осторожностью. В библиотеке осторожно выскальзывал у них из рук, когда они слишком настойчиво его домогались. Но с близнецами он покорно сидел, даже когда они слишком настойчиво тискали его и ерошили шерсть. Ханна целовала его по сотне раз на дню; Натан случайно стукнул его по голове, а Ханна ткнула его в мордочку, когда хотела приласкать. Дьюи даже не отреагировал. Это были мои внуки, дети Джоди. Дьюи любил нас, и поэтому он любил и Ханну.
В том году Дьюи был очень спокоен. Это было самое большое изменение в характере стареющего Дьюи. Он знал, как избегать неприятностей. Он по-прежнему посещал встречи и совещания, но теперь точно знал, что может себе позволить и чьи колени выбрать. В сентябре 2006 года, всего за несколько недель до совещания совета, программа библиотеки собрала почти сотню человек. Я предположила, что Дьюи скроется в рабочем отделе, но он, как всегда, крутился между людьми. Он как тень скользил между ними. Часто его не замечали, но посетители нередко опускали руку погладить его. В этих его движениях был ритм, который казался самым естественным и прекрасным в мире.
После программы Дьюи вскарабкался в свою кроватку над столом Кей; видно было, что он устал. Кей, подойдя, мягко почесала ему спинку. Я знала, о чем говорило это прикосновение, этот спокойный взгляд. В них были благодарность, с которым обращаются к старому другу или супружеской паре, увидев их в переполненной комнате и понимая, как хорошо, что они есть на свете, и как вам повезло, что они присутствовали в вашей жизни. Мне показалось, что сейчас она скажет: «Все в порядке, котик, все в порядке», словно фермер в фильме «Бейб», но на этот раз Кей промолчала.
Два месяца спустя, в начале ноября, у Дьюи стала неверной походка, он часто мочился, порой не попадая на бумагу рядом со своим подносом, чего раньше никогда не делал. Но он не скрывался, не прятался. Так же вспрыгивал на абонементный стол и спрыгивал с него. Он так же общался с посетителями. Похоже, Дьюи не испытывал никаких болей. Я позвонила доктору Франк, и она посоветовала мне не привозить Дьюи, а внимательно за ним наблюдать.
Как-то утром, ближе к концу месяца, Дьюи не вышел поздороваться со мной. За все эти годы я могла на пальцах одной руки подсчитать случаи, когда Дьюи не ластился ко мне по утрам. Вместо этого он просто стоял у входных дверей, ожидая меня. Я отнесла его облегчиться и дала баночку с кошачьим кормом. Он сделал несколько глотков и отправился со мной в наш утренний обход. Я была занята подготовкой поездки во Флориду — Натали, дочь моего брата Майка, выходила замуж, и собиралась вся семья, — так что на все остальное утро я оставила Дьюи на попечение коллег. Как обычно, пока я работала, он зашел в мой кабинет понюхать решетку калорифера, дабы убедиться, что я в безопасности. Чем старше он становился, тем с большим тщанием оберегал тех, кого любил.
В половине десятого я вышла купить Дьюи завтрак: бекон, яйцо и сырный бисквит. А когда вернулась, Дьюи не побежал мне навстречу. Я подумала, что глуховатый старина не услышал звук дверей. Я нашла его спящим на стуле рядом с абонементным столом, так что несколько раз помахала пакетом, чтобы он почувствовал запах яиц. Сорвавшись со стула, он побежал в мой кабинет. В бумажной тарелочке я сделала яично-сырную смесь, и он три или четыре раза глотнул ее, прежде чем свернуться на моих коленях.
В десять тридцать Дьюи посетил «час истории». Как обычно, он приветствовал каждого ребенка. Восьмилетняя девочка сидела на полу со скрещенными ногами в позе, которую мы называли «индийский стиль». Дьюи пристроился на ее ногах и погрузился в сон. Она поглаживала его, и все остальные дети выстроились в очередь, чтобы тоже его погладить. Все были счастливы. После «часа истории» Дьюи заполз в свою меховую кроватку перед нагревателем, который жарил на полную мощность. Тут он и оставался, когда я в полдень ушла из библиотеки. Я зашла домой на ленч, а затем усадила отца и поехала в Омаху, откуда и должна была улетать завтра утром.
Через десять минут после того, как я возвратилась домой, у меня зазвонил телефон. Это была Джейн, одна из наших сотрудниц:
— Дьюи странно ведет себя…
— Что ты имеешь в виду — странно?
— Он мяукает и как-то странно ходит. И еще пытается спрятаться в комоде.
— Сейчас буду.
Дьюи прятался под креслом. Я вытащила его, и он дрожал как утром, когда я нашла его. У него были большие глаза, и могу сказать, он испытывал боль. Я позвонила ветеринару. Доктора Франк не было, но ее муж доктор Билл оказался на месте.
— Немедленно приходите, — сказал он.
Я закутала Дьюи в его полотенце. Стоял холодный день конца ноября, и Дьюи тут же прижался ко мне.
Пока мы ехали к ветеринару, Дьюи лежал у обогревателя на полу моей машины и дрожал от страха. Я взяла его на руки и прижала к груди. И тут я заметила, как он тужится.
Какое я испытала облегчение! Это не серьезно. Это запор.
Я изложила доктору суть проблемы. Он взял Дьюи в процедурную, чтобы прочистить его кишечник. Он также помыл его, и Дьюи вернулся мокрый и холодный. Он перепрыгнул с рук доктора Билла на мои и
