сдерживаемую силу своего противника и замерла, как несчастная газель, неосторожно разбудившая тигра.
Мужчина угрожающе возвышался над ней. Даже если она закричит, кто услышит ее? Бальный зал на другом этаже, и она не могла придумать никаких причин, за исключением одной, зачем гостям ее дяди спускаться на другой этаж. Она заставила себя расслабиться. Мужчина был гостем ее дяди и таким образом косвенно джентльменом – более или менее. Холодная логика победила. Безусловно, безопаснее потакать раздраженному донжуану.
– Кто я? Вы поверили бы в... ангела-хранителя?
Брайони поняла по его стиснутым челюстям, что ее неуверенная попытка изобразить легкомыслие провалилась.
– Ангел-хранитель? – переспросил он. Когда она ничего не ответила, он продолжил с холодной вежливостью: – Не будете ли вы так добры объяснить это замечание?
– Ангел-хранитель... для девицы в затруднительном положении?
– Охраняющий что, могу я спросить?
Теперь отступать было поздно.
– Ее добродетель, разумеется. – Она заставила себя встретить его горящий взгляд с решительным хладнокровием, но выражение его лица, как она заметила с некоторым облегчением, осталось бесстрастным.
Он оперся одной рукой на дверь, всем своим весом навалившись на нее, и дыхание Брайони стало немного свободнее.
Оценивающий взгляд его светлости скользил по хрупким формам дрожащей девушки, которая противостояла ему с такой решимостью. Кусок кружев, как-то нелепо приколотый на ее заплетенных в косу волосах, и широкий шерстяной халат, застегнутый до самого горла, придавали ей определенно старушечий вид. Мисс Чопорность, решил он. В ее речи чувствовалось воспитание, но одежда была убогой. Возможно, гувернантка или платная компаньонка. Будь он проклят, если не хотел бы пробить это ледяное спокойствие.
– Кто дал вам право судить о морали тех, кто выше вас по положению?
Спокойные серые глаза Брайони укоризненно посмотрели на него.
– Разве я критиковала вас? Я уверена, если вы задумаетесь над этим, вы оправдаете меня. Дама протестовала, но вы не слушали. Она говорила вам «нет», но вы настаивали. Какая женщина оставила бы сестру в такой опасности?
– Какой вы ребенок! – воскликнул маркиз, качая головой при виде этой картины оскорбленной невинности. Потом добавил чуть мягче: – Леди не была против.
– Я слышала, как она отказывала вам, – не сдавалась Брайони.
– Скажите мне, мисс Добродетель, – поинтересовался он сдержанно, – разве ваши «нет» всегда означают нет, а ваши «да» – да?
– Вне всякого сомнения.
– Вы не можете говорить серьезно.
– Но это действительно так. Разве вообще возможно общаться, если мы говорим одно, а думаем другое? Представьте себе эту неразбериху!
– Мисс Добродетель, – сказал маркиз Рейвенсворт немного сурово, – вы либо самая хитроумная девушка, с которой я когда-либо разговаривал, либо самая наивная.
– Почему? Что вы хотите этим сказать? – спросила она нахмурившись.
Маркиз рассмеялся и покачал головой.
– Не будьте смешной, девочка! Вы знаете, что я имею в виду. Что бы стало с галантностью, флиртом, лестью и тому подобным, если бы люди говорили только неприкрытую правду?
Брайони посмотрела на него немного высокомерно.
– Такие вещи, я полагаю, умерли бы естественной смертью.
– И вы бы не сожалели о них?
– Нет! С чего бы это?
На лице Рейвенсворта отразилось сначала сомнение, потом удивление и наконец недоверие.
– Вы утверждаете, что никогда не привираете, не говорите неправду, не придумываете даже самой маленькой лжи, когда оказываетесь в сложной ситуации?
– Никогда!
– Я не верю!
– Испытайте меня, – опрометчиво ответила она.
Это зашло уже слишком далеко. Маркиз был не из тех, кто отказывается принять вызов. В его глазах появился хищный блеск.
– С превеликим удовольствием.
Одним быстрым движением он оттолкнулся от двери и схватил Брайони в объятия. Она открыла рот, чтобы возмутиться таким грубым обращением, но, прежде чем она успела издать хоть звук, его рот устремился вниз, и он поцеловал ее.
Хью Монтгомери был опытным любовником. Он до тонкости знал, как сломить сопротивление самой
