При звуке этого слова механики придвигались ближе, окружали кресло плотным кольцом. Дымил- Ваныч, попыхивая трубкой, рассказывал о своем новом изобретении, которое некую область советской жизни изменит радикально и феноменально — раз и навсегда!
Ребята, ошеломленные картиной небывалых перемен, понемногу приходили в себя и переходили в атаку — расспрашивали о деталях. И тут начинались долгие технические дискуссии, продолжавшиеся обычно несколько дней. Наконец мастерскую запирали, старательно охраняя секрет изобретения, и только адский галдеж, доносившийся оттуда, возвещал советской стране новую эру.
Ни одно из этих изобретений не шло дальше мастерской, но, как ни удивительно, это не подрывало веры в гений Дымил-Ваныча и не охлаждало прежнего пыла. Всякий раз, видишь ли, в детдоме что-нибудь оставалось от этого изобретения. Оставались и воспоминания о пережитых эмоциях.
Так, например, эпоха магазинов-автоматов, которые должны были ликвидировать всякие очереди у распределителей, оставила после себя неисчислимое количество замков.
Ребята решили, что автоматы надо снабдить невиданно точными замками, секрет которых должен быть превыше всякой воровской хитрости. Дымил-Ваныч махнул рукой на такую мелочь. Ассистенты, однако, не уступали, начали пробовать по-своему. Но, глядя на жалкую возню доморощенных слесарей, маэстро в конце концов не выдержал и вынужден был снизойти до столь обыденной вещи, как замок. Он объяснял ребятам самые различные механизмы висячих и внутренних замков и возился вместе с ними до тех пор, пока не создал шедевр, перед которым были бессильны любые отмычки. Замок-феномен был немедленно вставлен в двери мастерской. Над скважиной его нацарапали надпись — «фига», а под ней — изображение известной комбинации из трех пальцев, ребята принялись за выделку больших и малых замков разного типа. А Дымил-Ваныч снова заперся в своей пристройке, «фига» психически истощила его, обесчестила идею магазинов-автоматов.
Такая же судьба постигла водные трамваи. От них в доме остались только звонки, гудки, громоотводы и воспоминания о небывалой эпохе электрификации, когда в мастерской на разные голоса выли сирены, свежеоштукатуренная стена била током, а запоры «кусались».
Несомненно способный инженер, человек обширных познаний, Дымил-Ваныч отличался каким-то непостоянством интересов и стремлений. Глубина исследовательской работы была ему не под силу. Наконец не исключено, что контузия вызвала у него некоторое расстройство мыслительного процесса.
— Фантаст! — говорили о нем друзья.
— Сумасшедший! — утверждали враги, требуя его устранения. — Он учит разболтанности, разжигает воображение ребят проектами, осуществить которые не в силах.
— Послушайте, — защищала его Нина Петровна, — у нас не профессиональная школа. Мастерские при интернате нужны прежде всего в воспитательных целях, чтобы заинтересовать, приспособить ребят к труду, пробудить в них любовь к нему. Эту задачу инженер Буров выполняет. Его фанатическая вера в то, что человеческой мысли все доступно, его вечные стремления использовать завоевания техники для разрешения общественных задач — это достоинства, воспитывающие, созидающие и, поверьте мне, близкие молодежи…
Ленька открывает «фигу»
Я опять свернул в сторону: возвратись мыслью к Нине Петровне, загляделся на нее и потерял из виду Леньку.
А ведь я для того и рассказываю, чтобы ты понял, в какие мастерские, под чье руководство попал Ленька.
Он отправился туда в первый же день, сразу после обеда. Некогда Ленька работал в инструментальной
мастерской, потом в слесарной. Любил механику.
— Пойду, — сказал он, — посмотрю, что они там мастерят. Вечером поговорим.
Однако вечером Ленька не вернулся. О том, что произошло в мастерской, рассказали ребята. Оказывается, Ленька совершил богохульство.
— Ясное дело, правильно вы назвали свой замок «фига». Большего он и не стоит! — И он на пальцах показал механикам, чего стоит их феноменальный антиворовской замок. — Я его сразу открою!
Если бы Ленька избил кого-нибудь или испортил механическую пилу, никто не побежал бы жаловаться. Но он покушался на честь мастерской!
Механики ринулись в пристройку, где Дымил-Ваныч уже несколько дней коптел над новым изобретением. Они поведали ему в окошко о страшном богохульстве Леньки.
— Так и сказал? Феноменально! Пусть откроет! — И Дымил-Ваныч захлопнул окно.
Ленька получил все необходимые инструменты и принялся за изготовление отмычки. Замок, однако, оказался очень хитрым и стойким, ребята, наблюдая за тщетными усилиями Леньки, потирали руки.
— Для такой работы покой требуется. Больно вас тут много! — разнервничался Ленька. — Лучше уж ночью делать. Заприте меня на ночь. К утру дверь будет открыта.
Однако утром дверь по-прежнему была заперта, ребята побежали в пристройку за ключом, открыли.
Ленька сидел на слесарном столе со связкой отмычек в руках и, болтая ногами, посвистывал. Губы его были до крови искусаны от злости, но он не терял самообладания, равнодушный к колкостям и насмешкам, он сосредоточенным взглядом сверлил насмешливую скважину замка — неразгаданный секрет «фиги».
— Не уйду оттуда, пока «фигу» не открою! — признался он вечером в спальне.
Проходили дни — дни лихорадочного труда, усилий, поражений. Каждый вечер Ленька подсаживался ко мне на койку, как некогда в тюрьме на нары, и отчитывался:
— Ну и замок! Чтоб его… Тут и Кондрапуло не больно-то смог бы. Башковитый этот Дымил- Ваныч.
Проигрыш Леньки становился в мастерской очевидным фактом. Его возня над замком принималась снисходительно, как безвредное чудачество.
И вдруг через десять дней грянула новость: Ленька открыл «фигу»!
При этом известии в мастерскую прибыл сам Дымил-Ваныч. Он осмотрел отмычки — две были из железа, а третья из закаленной стали, тонкая, как пружинка, расспросил Леньку, как он открыл секрет механизма, и от удивления запыхтел трубкой.
— Золотые руки… мм-да… А голова… Феноменальная!
И Дымил-Ваныч сразу же уехал. У него не было времени. Он жил уже в другой эпохе.
Мастерская опустела, ребята, за исключением нескольких радиолюбителей, разбрелись кто куда.
Несколько дней Ленька слонялся без дела. Со скуки он сделал зажигалку и подумывал, не пора ли ему снова пуститься в дорогу. Но путь ему преградила «кибитка».
Дымил-Ваныч возвратился в мастерскую с поднятой головой, извергая дым и энтузиазм.
— А знаете ли вы, пистолеты, что можно… мм-да… действительно можно? — Его чубук описал в воздухе огромную дугу. — Перечеркнуть пространство! Мм-да… Видите… Советский Союз… феноменальные пространства! Шоссе? Железные дороги? Чепуха! Черепаший транспорт. Надо радикально, раз и навсегда, всю россию — в воздух! Маленькие самолеты, дешевые самолеты, простые… Мм-да… Миллионы самолетов для всех — «авиакибитки»!
— А у вас она на бумаге уже есть?
— Есть.
— Мы ее у нас сделаем?
— Нет. Мы сделаем модель. Мм-да… Точнейшая работа. Кто возьмется?
Он обвел озабоченным взглядом лица учеников и остановился на Леньке.
— Будешь делать?
— А она наверняка полетит? — застраховывал себя Ленька.
— Наверняка!
