карантин?
- Эта нелепица даже карантин сделала приятным.
- А ведь верно! - воскликнул мистер Миглз. - Обстоятельство немаловажное! Благодарю вас за то, что вы на него указали. А теперь, Бэби, радость моя, пора вам с мамочкой собираться в дорогу. Сейчас сюда явится инспектор врачебного надзора и еще целая ватага бездельников в треуголках, чтобы выпустить нас, бедных арестантов, из темницы, и прежде чем мы разлетимся кто куда, надо на прощанье еще хоть раз позавтракать всем вместе по-христиански. Тэттикорэм, от барышни ни на шаг!
Последнее относилось к хорошенькой, опрятно одетой девице с блестящими черными глазами и волосами, которая шла за миссис Миглз и Бэби и лишь слегка присела на ходу в ответ на полученное приказание. Все втроем они прошли по сожженной солнцем террасе и исчезли под сверкающей белизной аркой входа. Собеседник мистера Миглза, мужчина лет сорока, со смуглым, немного печальным лицом, смотрел им вслед до тех пор, пока мистер Миглз не хлопнул его легонько по плечу.
- Ах, простите! - встрепенулся он.
- Ничего, ничего, - успокоил его мистер Миглз.
Они молча прошлись взад и вперед под тенью стены, наслаждаясь той каплей прохлады, которую ветерок с моря еще доносил в этот ранний утренний час к высоко расположенным карантинным баракам.
Разговор возобновил собеседник мистера Миглза.
- Скажите, пожалуйста, - начал он, - как зовут...
- Тэттикорэм? - перебил мистер Миглз. - Не имею ни малейшего представления.
- Мне казалось, - продолжал собеседник, - что...
- Тэттикорэм? - снова подсказал мистер Миглз.
- Благодарю вас... что ее так и зовут - Тэттикорэм, и я не раз дивился этому странному имени.
- Видите ли, - ответил мистер Миглз, - все дело в том, что мы с миссис Миглз - люди практические.
- Это я уже не раз слыхал во время тех приятных и интересных бесед, которые мы с вами вели, прогуливаясь по этим каменным плитам, - отозвался собеседник, и легкая улыбка пробилась сквозь тень печали, лежавшую на его лице.
- Да, мы люди практические. Однажды, тому лет пять или шесть, мы повели Бэби в церковь при Воспитательном доме - слыхали вы о лондонском Воспитательном доме? Такое же заведение, как приют для найденышей в Париже.
- Я бывал там.
- Так вот, однажды мы повели Бэби в эту церковь послушать музыку - как люди практические, мы считаем одним из главных дел своей жизни знакомить ее со всем, что на наш взгляд могло бы ей понравиться; и вдруг во время музыки мамочка (так я обычно зову миссис Миглз) расплакалась, и до того безудержно, что пришлось вывести ее из церкви. 'Что с тобой, мамочка? - спрашиваю я ее, когда она немного пришла в себя. - Посмотри, ведь ты же Бэби напугала'. 'Да, ты прав, папочка, - говорит она, - но ведь не люби я так нашу Бэби, мне наверно не пришла бы в голову эта мысль'. - 'Какая такая мысль, мамочка?' 'Ах, господи, господи! - воскликнула она, и снова в слезы. - Как увидела я этих детишек, выстроенных тут ряд над рядом, да услышала, как они, никогда не знавшие земных отцов, взывают ко всеобщему нашему отцу небесному, так и подумала: а ведь может статься, какая-нибудь несчастная мать тоже приходит сюда, глядит на детские личики и гадает - где же тут то бедное дитя, которое ей обязано своим появлением на этот грешный свет и которому никогда не суждено узнать ни ласки ее, ни любви, ни лица, ни голоса, ни даже имени'. Вот что значит женщина практическая! Я так ей тогда и сказал: 'Мамочка, говорю, в тебе сразу видно женщину практическую'.
Слушатель мистера Миглза, невольно растроганный, кивнул головой.
- А назавтра я сказал ей: 'Мамочка, я кое-что надумал, что тебе, должно быть, придется по душе. Давай возьмем одну из вчерашних девочек к нам в дом и пусть она ходит за нашей Бэби. Мы с тобой люди практические, и если бы потом оказалось, что у нашей маленькой служанки не слишком кроткий нрав и не во всем она поступает по-нашему, мы будем помнить те обстоятельства, которые тут надобно принять во внимание. Будем помнить, что в отличие от нас девочка с колыбели была лишена всего, что так благотворно влияет на человеческую душу - не было у нее ни отца с матерью, ни братишек или сестренок, ни домашнего очага, ни хрустальных башмачков, ни крестной-волшебницы'. Вот так и появилась у нас в доме Тэттикорэм.
- Но самое имя?..
- Ах ты господи! - вскричал мистер Миглз. - Об имени-то я и позабыл. Видите ли, в Воспитательном она звалась Гарриэт Бидл - имя, разумеется, случайное. Мы и сделали из Гарриэт Гэтти, а из Гэтти - Тэтти. Понимаете, как люди практические, мы решили, что ей приятнее будет отзываться на такое славное веселенькое имя, и что это даже может способствовать смягчению ее нрава. Ну, а уж о фамилии Бидл понятно не могло быть и речи *. Зло с которым нельзя мириться ни при каких условиях, воплощение чиновничьей тупости и наглости, допотопная фигура, чей сюртук, жилет и длинная трость символизируют упрямство, с которым мы, англичане, держимся за бессмыслицу, когда все уже поняли, что это бессмыслица - вот что такое бидл. Давно вы не встречали живого бидла?
- Давно - ведь я двадцать с лишком лет провел в Китае.
- Ну так мой вам совет, - с большим воодушевлением сказал мистер Миглз, приставив указательный палец к груди собеседника, - старайтесь не встречать и впредь. Если мне в воскресный день попадается на улице процессия приютских ребятишек, во главе которой шествует бидл в полном параде, я тотчас же спешу свернуть с дороги - уж очень хочется накостылять ему шею. Одним словом, о фамилии Бидл не могло быть и речи, и, вспомнив, что основателем заведения для бедных найденышей был некий Корэм, мы решили присвоить маленькой служанке Бэби фамилию этого добросердечного джентльмена. Так ее и стали звать - то Тэтти, то Корэм, в конце же концов оба имени слились в одно, и теперь уж ее всегда Зовут Тэттикорэм.
Они еще раз молча прошлись взад и вперед, а затем постояли немного у парапета, глядя на море.
- Насколько мне известно, - вернулся к разговору собеседник мистера Миглза, когда они вновь зашагали по террасе, - ваша дочь - единственный ваш ребенок. Позвольте спросить вас - не сочтите это нескромным любопытством, мой вопрос вызван лишь тем, что я испытал много удовольствия от вашего общества и, опасаясь, что в сутолоке этого мира нам, может быть, и не придется продлить знакомство, желал бы сохранить возможно более полное представление о вас и о вашей семье - позвольте спросить, правильно ли я заключил из слов вашей достойной супруги, что у вас были еще дети?
- Нет, нет, - сказал мистер Миглз. - Это не совсем точно. Не дети, а ребенок.
- Простите, я, кажется, невзначай затронул больное место.
- Ничего, не смущайтесь, - сказал мистер Миглз. - Хоть это и грустное воспоминание, но не тяжелое. Оно заставляет меня на мгновенье притихнуть, однако не причиняет мне боли. У Бэби была сестра- близнец; она умерла, когда ее глазки, - точно такие же, как у Бэби, - только-только стали виднеться над столом, если она привставала, на цыпочки.
- О-о!
- А поскольку мы с миссис Миглз люди практические, то мало-помалу у нас сложилась привычка, которая вам может быть покажется странной - а может быть и нет. Бэби и ее сестра были настолько похожи друг на друга, настолько словно бы составляли одно целое, что у нас в мыслях они навсегда остались нераздельными. Напрасно было бы напоминать нам о том, что наша вторая дочка умерла совсем малюткой. Для нас она росла и развивалась наравне с той, которую богу угодно было сохранить нам и с которой мы всегда неразлучны. Бэби становилась старше, и сестра ее тоже становилась старше; Бэби умнела и хорошела, и сестра ее умнела и хорошела вместе с нею. Я убежден, что если завтра мне суждено перейти в лучший мир, я найду там дочку, в точности такую же, как Бэби сейчас, и разуверить меня в этом так же трудно, как в том, что живая Бэби здесь, рядом со мною.
- Я понимаю вас, - тихо молвил его слушатель.
- Что до самой Бэби, - продолжал мистер Миглз, - то внезапная потеря сестры, бывшей ее живым портретом и подружкою всех ее игр, а с другой стороны, преждевременное приобщение к великому таинству, которое всех нас ожидает, но которое не так уж часто поражает нежное детское воображение, все это не могло, разумеется, пройти для нее бесследно. К тому же мы с ее матерью поженились, будучи уже в
