— Тогда давай, — заторопился Мальков. — Машина у клуба.
Он вышел, а Петька несколько секунд поборолся с искушением принять из рук девчонки-раздатчицы исходящий жаром бифштекс и, облизав пересохшие враз губы, кинулся за Мальковым.
У клуба стоял крытый брезентом «зилок», трое незнакомых парней грузили в него музыкальные инструменты.
Петька догнал Малькова, и они вместе подошли и машине, вслед за парнями запрыгнули через борт.
— Надежды особой нет, но кто знает... — туманно объяснился Мальков, и Петька благодарно кивнул.
Дорога была горбатая, тряская, инструменты жалобно позванивали туго натянутыми струнами и блестящей медью тарелок. Чуть слышно гудели барабаны, хлестали по брезенту ветки придорожных лиственниц, словно срывали на упрямом «зилке» свое недовольство людьми, врезавшимися в тайгу этой кривой дорогой, похожей на рубец от раны, полученной самой природой.
Сквозь деревья неровно светило солнце, то пропадая, то вспыхивая. И казалось Петьке: невеселый осенний лес прячет от них солнце. Ребята в кузове шутили, пробовали петь, тормошили его: «Подпевай, парень!» А ему было не до песен. Было тревожно-неспокойно, раздражал, казался нелепым и неуместным этот вышедший из повиновения, звенящий на дорожных горбах оркестр. Пугали ожившие ветки лиственниц, как через строй прогонявшие машину, и солнечные помехи, словно непонятные, предупреждающие о чем-то сигналы природы. Было беспокойно, неуютно от мысли, что и там, на девяносто первом, никто не обрадуется ему, и опять придется клянчить: «Примите...», а ему в ответ, как в мехколонне, могут крикнуть: «Что ты умеешь? Движок заведешь?..»
Машина остановилась внезапно, и в кузов полыхнуло просиявшее полуденное солнце, и лиственницы присмирели, будто не они только что наотмашь хлестали по заскорузлому брезенту.
Петька спрыгнул на землю, и тревога его отошла, приутихла. На расчищенной от леса площадке, заросшей красноватым брусничником, тронутой кое-где матовой сединой лишайников, стояли вагончики. В центре — являющий собой сцену огромный автоприцеп с опущенными бортами, Пробитая в тайге дорога выходила на этот строительный пятачок, приткнувшийся в распадке между двумя сопками, делала разворот у их подножий и словно затягивала дорожной петлей «объект девяносто первый», названный так потому, что находился он на девяносто первом километре будущего железнодорожного пути Бам — Тында.
В центре «петли» шла работа. Стучали отбойные молотки, гудел уникальный, впервые применяемый на строительстве турбобур, подходили самосвалы, разворачивался неповорота бульдозер. Рабочих было немного. Они казались возле механизмов маленькими, беспомощными, но лишь до тех пор, пока не садились за штурвалы ц рычаги управления.
Петька остановился возле большого фанерного щита, прочел:
«Мост, 91-й км. Строительство ведет мостопоезд № 34. Сдача под укладку — сентябрь 1974 г. Окончание работ — декабрь 1974 г.»
Рядом курили двое парней: шофер «зилка», который привез Петьку, и строитель-мостовик, большеглазый, чернявый, как и все на объекте — в робе, потертых джинсах и резиновых сапогах. Только у ворота из-под рабочей куртки пестрела сине-белыми полосками тельняшка.
— Ну как? — спросил шофер. — Остановили плывун?..
— Одолели, — ответил мостовик так, словно речь, шла о победе над врагом. — Вычистили котлован. До мерзлоты.
Он говорил обстоятельно, по-хозяйски, он имел на это право, и Петька ему завидовал.
— Здорово он вас прижал...
— Кто?
— Плывун-то.
— А-а!.. — досадливо махнул рукой мостовик. Видно, «прижал» плывун основательно. — Теперь вот компрессор надо. Полтора метра осталось...
— А грунт?
— Какой там грунт! Дресва со льдом идет. Вечная мерзлота...
Они заметили Петьку, посмотрели на него без особого любопытства. Решили, видно, что он свой, бамовский.
— «Буржуйку»-то привезли? — вспомнил шофер.
— Ага. В будке поставили. Теперь греемся по утрам, портянки сушим.
Парни затоптали окурки и пошли вниз, к котловану.
— Ребята, — окликнул их Петька. — Где тут у вас, прораб или... начальник какой?
— А зачем? — приостановился мостовик.
— Да я... работать приехал, — подошел Петька. — Строить.
Парни заулыбались. Мостовик понимающе оглядел Петьку, сказал:
— Видать, не сегодня приехал. И не по путевке.
— По велению сердца, — добродушно вставил шофер.
— От ворот поворот дали?
Петька смолчал.
— Понятно. Знакомо, — продолжал улыбаться строитель. — Здесь тоже поворот дадут. Не механизатор, специальности строительной нет. Так ведь?
— Так, — нехотя согласился Петька и вдруг сорвался. — Что у вас тут, простой работы нет, что ли? Вон отбойными молотками долбят, — кивнул он на котлован. — Хитрое дело?..
— Сейчас долбят, а после обеда бульдозеристов сменят. Так можешь?
— А зачем? Плохая организация труда, если вам с места на место прыгать приходится.
Парии перестали улыбаться, смотрели настороженно.
— А еще БАМ! — запальчиво крикнул Петька. — На всю страну шум подняли...
Он понимал, что несправедливо и глупо кричать на этих парней, он и рад был остановиться, но копившаяся все эти дни обида прорвалась, захлестнула, и его понесло:
— Заелись вы тут!.. Техники понагнали, магазины от сгущенки-тушенки ломятся... Клуб отгрохали... А руки рабочие уже не нужны?..
Он выбросил перед собой руки, разжал ладони, и, покраснев, тут же спрятал их за спину, Петькины руки никогда еще не были рабочими. Они только хотели трудиться, рвались к кирке, лопате, отбойному молотку, грезили штурвалом машины, но при том лишь условии, что и стародавней киркой — если такое возможно, — и современным штурвалом они будут работать не где-нибудь, а вот здесь, в тайге, в мерзлоте, на стройке, которую по небывалой степени трудности назвали уникальной.
Парни все смотрели на него настороженно и выжидающе, будто понимали, что неприятная эта сцена — всего лишь разрядка. Но едва он снова раскрыл рот, строитель оборвал резко:
— Замолчи. Хватит! — И обернулся к шоферу: — Довели парня...
— Откуда будешь? — примирительно спросил шофер.
— С Урала.
— Ваших здесь нет. Брянские, москвичи, из Гомеля много... Мостопоезд этот из Улан-Удэ.
И только тут все трое заметили, что ни турбобур, ни бульдозеры не работают, самосвалы стоят вереницей вдоль дороги и вновь подъезжающие шоферы безропотно глушат моторы. У длинных обеденных столов, срубленных здесь же, меж лиственниц, хлопочут девчата, добровольцы помощники из строителей тащат от машины большущие белые кастрюли, корзины с хлебом, тарелками. Подходят едоки, устраиваются, как на пикнике — кто на пеньке, кто под деревом, хотя и за столом на скамейках хватает места. Едят и поглядывают на сцену-автоприцеп. А там уже и микрофоны установлены, и усилители, и ударник пробует свой громоздкий инструмент.
— Пошли, — дружески подтолкнул Петьку строитель в тельняшке. — Как зовут?
— Петром.
— Василий, — сжал Петькину руку шофер. — А это — Олег Костюков, механик с мостопоезда, — представил он товарища и лукаво сощурился. — Тоже, между прочим, без путевки приехал.
