пуленепробиваемыми стеклами. А как же малыши в другой машине, у которой нет таких прочных стекол? Мама сидит рядом и тихо плачет. Папа молчит, водитель тоже. Мы не выходили на улицу целых три дня, с того самого ночного переезда в город. И только сейчас видим, как здесь все разрушено. Одни руины кругом, в домах огромные проломы, а толстые стены вот-вот обрушатся. На каждом шагу горы мусора. Асфальт изрыт воронками от гранат. А там что? Вон там — мертвый человек? Мама не отвечает. Но тот безжизненный мешок действительно похож на мертвеца. Конечно, если ни разу в жизни не видел покойника, трудно сказать наверняка. Но мы уже проехали.
Сворачиваем на Фосштрасе. Раньше весь этот короткий путь мы проделывали пешком. Останавливаемся. К счастью, по дороге не попали под обстрел. Папа выходит первым, водители несут чемоданы. Малыши быстро вылезают из второй машины, кажется, они всю дорогу проплакали. Ко мне подбегает Хайде и спрашивает:
— Что там за ямы были на улице и кучи камней? Это стройка?
— Видимо, да.
— А где же тогда строители?
— Наверно, закончили работать. Ведь уже пять часов. И вообще воскресенье.
Хайде берет мою руку и больше не отпускает, все следуют за папой. Кругом одни развалины. Мы находим вход и лестницу вниз, в подвал. Хотя нет, в бункер.
Тут четыре крохотные комнаты без окон. А дома почти сорок. Даже с картоном в окне, все равно лучше. Тут вечная темнота, если не включать свет. Тут ни одного солнечного лучика, ни одной щелки, через которую бы пробивался день. Тут не слышно, как поют птицы. И воздух неподвижный, хотя работает кондиционер. Эти комнаты для нас с мамой, папа направляется дальше по коридору. Говорит, надо спуститься вниз. Но ведь мы и так уже глубоко внизу. Оказывается, есть еще один этаж. Там папин кабинет. И долго нам здесь сидеть?
Все наперебой задают вопросы:
— А няня сюда придет?
— А учительница?
— А где она вообще?
— И почему мы не взяли с собой ничего на ночь?
— Почему никаких вещей не нужно?
Ведь они, судя по всему, нам понадобятся. Мама не знает, что ответить. Укладывает малышей, эту ночь придется спать в майках, с нечищеными зубами. Как мы опустились! Теперь у нас нет даже собственных кроватей, только специальные для бомбоубежищ. Неудобные, двухъярусные, как у маленьких детей, но для других в такой каморке нет места. В Ланке был лес, озеро и много зверей. Пусть не всегда все замечательно, потому что в Ланке мы то и дело натыкались на женские вещи. Раз даже нашли помаду такого цвета, какого ни разу не видели на маминых губах. Тогда-то мы и догадались, что папа ездил в Ланке не один, как рассказывал. В Шваненвердере женщины тоже появлялись, но там они посещали папу как официальные гости. На самом деле в Шваненвердере было лучше всего: мы даже школьных подруг к себе приглашали. А еще катались на лодках и учились плавать. Зато в городе у нас самые красивые комнаты, и, живя там, мы часто видели папу, даже днем. Он ходил с нами гулять и всякий раз что-нибудь покупал. Городская квартира прямо-таки завалена игрушками, в детской не все помещаются. Здесь у нас ничего нет. Пирога и то не дали. Сегодня опять ничего хорошего.
Мама вышла, слышно, как она с кем-то болтает в коридоре. Дверь только прикрыта, и голоса становятся все громче и громче. Говорит мужчина, но не папа. Голос знакомый. Дверь толкают, толкают носом, и неожиданно в спальню пробирается маленькая черная собака — да это же Коко! В следующую секунду перед нами вырастает господин Карнау. Мы сразу его узнаем, хотя он с головы до ног перепачкан. Волосы всклокочены, одежда разодрана. Карнау сразу подходит к кровати и смеется, глядя на наши радостные лица. Как он здесь оказался? Из-за нас? Что он делает в бункере? Работает?
Господин Карнау готов рассказать, как сюда попал, но для начала хочет умыться. Коко прыгает ко мне на кровать, и тут же Хельмут и Хольде сверху протягивают руки, стараясь его погладить. Пес отчаянно вертит хвостом и уже разворошил все постельное белье, лижет мне лицо, просит, чтобы его почесали. Господин Карнау возле умывальника оттирает шею. Как ему удалось пробраться к нам, в Берлин?
— Вы не поверите, на самолете.
— Неужели в городе еще действует аэродром?
— Нет, конечно нет. Мы приземлились на Курфюрстендамм. Маневр, если честно, довольно рискованный, у меня даже живот подвело.
— Мне тоже всегда становится плохо в самолете.
А Хедда говорит:
— Тогда мы, наверное, твой самолет видели. Совсем недавно, после обеда. Ты сидел в самолете, да?
— Если это был маленький самолет, тогда вполне возможно. А видели, как я махал вам рукой?
— Нет, не видели. — Хедда смеется.
Господин Карнау причесывается, а Хольде спрашивает:
— Откуда такая грязь?
Карнау отвечает:
— Над городом висит облако пыли, да еще на каждом шагу завалы, через которые нужно карабкаться, если хочешь продвигаться вперед. Тут не мудрено перепачкаться, как ребенок.
Коко обнюхивает нас и лижет — признал, хотя прошло уже много времени с тех пор, как мы в последний раз виделись с ним и с господином Карнау. Хильде хочет знать, чем господин Карнау все это время занимался.
— Сначала вы расскажите. Как вообще дела?
— Очень хорошо.
— Вы тоже только что приехали?
— Да, пару часов назад.
— А до этого были в Шваненвердере?
— Да. А потом здесь, в городе, на Герман-Геринг-штрасе. Но только три дня. В Шваненвердере было замечательно.
— Но не так замечательно, как раньше.
— Почему?
Хольде не знает, что сказать. И встревает Хельмут:
— Там ходили толпы народу.
Хайде тоже вспоминает:
— А по вечерам иногда выключался свет, во всем доме. Раз мы даже страшно перепугались.
Ни мамы, ни папы не было. И вдруг наступила полная темнота, хотя до выключателя никто не дотрагивался.
— И вы остались без электричества?
— Да, вроде того. А папа вернулся домой очень поздно.
Господин Карнау умылся, теперь он такой же, как раньше. Еще чистит щеткой брюки и наконец-то присаживается к нам на постель. Говорит, что сегодня после обеда был в зоопарке.
— В зоопарке? Разве он не закрыт?
— Закрыт.
— И как живется зверям?
— Не очень сладко. Сейчас им так же, как и нам, людям, не хватает мира.
— Там много разрушено?
— Служители пытаются спасти все, что еще можно спасти. Они по-прежнему ухаживают за животными. Только представьте себе: люди носятся по всему городу, чтобы раздобыть корм для своих питомцев.
— Много больных?
— Да, некоторые ранены, и не хватает воды.
— Когда наступит мир, мы обязательно поможем зверям.
