буквально видел, как на замерзшем ветровом стекле появляется лицо детектив-сержанта Шуинара. Он слышал его гневные слова в реве радиатора своей «камри».
Но его ничто не остановило.
«Камри» проскочила на красный, на крыше работала вишневая мигалка. Без сирены. Он не хотел, чтобы доктор слышал, как он приближается.
Через три минуты он остановился у обочины дороги за несколько домов от жилища Белла. В задней части дома и наверху горел свет. Он обошел дом, пройдя мимо кухонных окон; никакого движения теней внутри, выдающего чье-то присутствие. «БМВ» по-прежнему стоял на подъездной аллее.
Кардинал молча поднялся на заднее крыльцо. Верхняя часть двери была из стекла, почти целиком закрытого с внутренней стороны пестрыми льняными занавесочками. Он посмотрел в узкий просвет между ними и увидел дальнюю стену, с холодильником и календарем, и часы с кукушкой над дальней дверью, которая была закрыта. И, чуть сменив угол зрения, он увидел неподвижное тело миссис Белл, скрючившейся на полу в темной луже крови.
Кардинал локтем разбил стекло и просунул руку внутрь, чтобы отпереть замок.
В дверях он секунду помедлил, прислушиваясь. Дом огромный, а дверь из кухни в коридор закрыта. Если Белл дома, возможно, он не слышал звона стекла.
Кардинал на цыпочках обошел кровь и притронулся к шее миссис Белл сбоку. Миссис Белл была еще теплая, но пульса не было, и, судя по размеру темной лужи под ней, уже никогда больше не будет. На ее руках от кисти до локтя видны были порезы — свидетельство того, что она пыталась защищаться, — а горло пересекала чудовищная рана.
Не лучшее из твоих произведений, подумал Кардинал. Раньше ты устраивал так, чтобы люди совершали самоубийство за тебя. Она взяла твои диски, похитила твои драгоценные трофеи, и ты впал в ярость. Остается вопрос: что ты сделал потом? Что сделает человек, помешанный на суициде и виновный по меньшей мере в двух убийствах?
Кардинал повернул ручку кухонной двери и молча вошел в передний коридор, служивший приемной. Он был освещен маленькой изящной люстрой, но слева, в кабинете доктора, было темно, как и справа, в гостиной. Он подергал ручку двери кабинета. Заперто. Лестница была старая, хоть ее и застилал ковер. Он стал подниматься по самому краю, чтобы свести к минимуму скрип; в руке он держал свою «беретту».
Наверху свет сочился лишь из гостиной. В четыре шага Кардинал оказался там, пистолет наизготовку, предохранитель снят, левая рука обнимает кисть правой. Комната была обширная, но забитая мебелью: два гардероба, два кресла, старинный туалетный столик и гигантская кровать, покрытая красным лоскутным одеялом, на котором лежал распахнутый чемодан, наполовину заполненный мужской одеждой. Быстрая проверка показала, что никого нет ни за дверью, ни под кроватью, что никто не присел за гардеробами.
Кардинал поспешно проверил остальные комнаты. Спальня, превращенная в швейную мастерскую. Гостевая комната, пропитанная пряным запахом сухих духов. И две другие комнаты, выдержанные в утонченных цветовых гаммах: одна — телевизионная, а другая — уютная с виду библиотека с маленьким бильярдным столом и камином.
В коридоре были еще две двери. Первая из них оказалась дверцей шкафа.
Скрип. Половая доска над головой? На третьем этаже кто-то есть? Может быть, ничего особенного, всего лишь звук, какие часто издают старые дома, — но Кардинал замер, прислушиваясь.
49
Чтобы отыскать предыдущую жену Фрэнка Раули, не понадобилось слишком уж тонкой полицейской работы. Несколько телефонных звонков, обращение к бракоразводным архивам, — и вот Делорм оказалась дома у мисс Пенелопы Грин. В Алгонкин-Бей нашлось бы немного домиков, которые были бы меньше размером, чем бунгало Делорм, но жилищу мисс Грин это удалось. Это был крошечный кирпичный коттеджик, жавшийся между двумя значительно более крупными строениями, точно карапуз между двух родителей.
Дверь открыла миловидная женщина за сорок; ее волосы боролись за то, чтобы остаться скорее светлыми, чем седыми. Лицо у нее было настороженное, зеленые глаза прищурены, но вряд ли это была обычная особенность ее черт: скорее просто реакция на появление сотрудницы полиции у нее на пороге.
— Миссис Раули? — осведомилась Делорм.
— Теперь уже нет. Я несколько лет назад вернула себе девичью фамилию.
— Я сержант Делорм.
— С Мелани ничего не случилось, нет?
— Нет, ваша дочь не совершила ничего плохого, но мне нужно поговорить с вами о том, что почти наверняка касается и ее.
Мисс Грин провела ее в миниатюрную гостиную. Кукольных размеров диванчик и два компактных кресла, казалось, сражаются друг с другом за глоток воздуха, однако помещение обладало своеобразным очарованием какого-то потертого уюта. Делорм села на диванчик — настолько низкий, что мать Мелани предстала перед ней в рамке ее, Делорм, собственных колен. Сев, Делорм поняла, что это диванчик с одной из фотографий: затейливые деревянные детали вокруг красных плюшевых подушек. А в дверной проем позади мисс Грин частично виднелась кухня с характерным голубым кафелем, появлявшаяся на некоторых фотографиях. Да, Делорм пришла в нужное место, но ее это не обрадовало.
— Мисс Грин, сколько лет вашей дочери?
— Мелани восемнадцать. В декабре будет девятнадцать.
— И у нее светлые волосы, как и у вас? — В этом вопросе, похоже, не было необходимости. У мисс Грин были такие же зеленые глаза, как у девочки на фотографиях, те же идеальной формы брови, тот же вздернутый нос.
— Ну, у нее они куда светлее, чем у меня. Они такие, как у меня были когда-то. А зачем вам понадобилось об этом узнавать? Не было никакого несчастного случая, нет? Скажите мне сейчас же. У нее все в порядке, правда?
— Никаких несчастных случаев. Насколько нам известно, у нее все в порядке. Ее отец — Фрэнк Раули, верно?
— Отчим. Он вошел в нашу жизнь, когда Мелани только начала ходить в школу. Но лет пять назад он от нас ушел. Оказалось, что жизнь в браке не по нему: во всяком случае, он так сказал. Он переехал в Садбери, и с тех пор от него не было ни слуху ни духу. Ему надо было бы поддерживать отношения хотя бы с Мелани, но он не стал. Сейчас он снова живет у нас в городе. Я его пару раз видела, но переходила на другую сторону улицы, чтобы с ним не встретиться. У него новая жена и приемная дочь, которой на вид лет шесть. Я даже не сказала Мелани, что он вернулся. Хотя надо бы. Она расстроится, если неожиданно с ним столкнется.
Делорм вынула папку с фотографиями и выбрала один снимок — увеличенный фрагмент, на котором было видно лишь улыбающееся лицо девочки; здесь ей было лет шесть-семь.
— Это ваша дочь?
— Да, это Мелани. Где вы это нашли? У меня целые тонны фотографий, но не помню, чтобы я эту видела.
Делорм выбрала другой увеличенный фрагмент. Голова и плечи тринадцатилетней девочки; у нее такой же настороженный взгляд, как у матери.
— Да, и это Мелани. Ей тут лет тринадцать. Сержант Делорм, вы меня пугаете. Откуда у вас фотографии моей дочери, старые фотографии, — которые я никогда не видела?
Делорм достала два других снимка, тщательно обрезанные так, чтобы показать лишь исполнителя деяния, а не то, что он делает и с кем. Длинные волосы, обнаженный торс, почти отвернутый от камеры.
— Мисс Грин, вы узнаете этого человека?
