— Откуда тебе знать, что такое правда? — Недобро прищуренными глазами он вглядывался в ее заплаканное лицо. — Нет, здесь определенно что-то не так, — мрачно пробормотал он. — Не понимаю, в чем дело, но точно могу сказать: больше ты меня не одурачишь! Хватит с меня одного раза! С другой стороны, какой смысл тебе лгать, что ты… Итак, ты хочешь сказать, что ты девственница? — медленно и раздельно спросил он.
— Да, — кивнула Марианна. Голос ее дрожал от унижения.
— Все чудесатей и чудесатей, как говаривал старина Кэрролл. — Марианна почти видела, как его мозг переваривает эту информацию. Она боялась пошевельнуться, чтобы вновь не разбудить в своем противнике гнев — или желание. — Хорошо, объясни. — Легким движением он скатился с нее и сел, прислонившись к дереву, не сводя с нее холодных вопрошающих глаз.
— Объяснить? — Именно этого она и не могла сделать! Марианна неловко поднялась с земли и села, поправляя растрепанные волосы. Она догадывалась, что лицо ее раскраснелось, а глаза опухли от слез. Ничего себе картина!
— Держи. — Он протянул ей белоснежный носовой платок. — И не вздумай лгать, — негромко предупредил он. — Не надейся меня запутать. Мне каждый день приходится иметь дело с людьми, скрывающими истину, и я умею отличать правду от лживых басен.
— Я… Хадсон, я не могу ничего объяснить. Не могу. Послушай, ведь все это в прошлом. У каждого из нас — своя жизнь. Почему бы нам просто не…
— Не — что? — холодно поинтересовался он. — Что ты предлагаешь?
— … не расстаться друзьями? — В дрожащем голосе Марианны прозвучала слабая надежда.
Хадсон покачал головой, словно не веря своим ушам.
— Странно! Мне казалось, что ты умнее. Ты сама-то понимаешь, что за ерунду несешь?
— Не понимаю, — быстро возразила Марианна. — Когда-то я тебе нравилась…
— Ты мне не нравилась, — мягко поправил Хадсон. — Я любил тебя, Анни, а это совсем другое. Знаешь, говорят, от любви до ненависти один шаг. Может быть, это и неправда, но любовь к тебе научила меня ненавидеть. И, поверь мне, к числу моих друзей ты не относишься. А теперь я жду объяснений, Анни, и поскорее.
— Знаю. — Как хотелось ей сбросить с плеч тяжкую ношу, поделиться с Хадсоном своей страшной тайной и переложить груз решения на него! Но это немыслимо. Ведь для Хадсона в работе — вся жизнь! Он не раз говорил ей, что с детства мечтал быть юристом и даже не представлял себе иной профессии. Потеря работы будет для него равносильна медленной, мучительной смерти.
Лучше бы Майкл Кэкстон никогда не рождался на свет!
— Майкл сказал тебе, что я сбежала с другим.
— Так ты вернулась к прежней версии и будешь утверждать, что он солгал? — саркастически поинтересовался Хадсон. Лицо его потемнело от сдерживаемого гнева.
— Не совсем, — осторожно ответила она, сосредоточенно глядя ему в глаза. Он похудел, вдруг пришло ей на ум, и, хотя Хадсон и раньше не жаловался на лишний вес, худоба сделала его еще красивее, еще привлекательнее. — Но я не собиралась жить ни с тобой, ни с кем-то другим. — На этот раз Хадсон почувствовал, что она говорит правду. — Все было совсем не так. Я хотела… Мне было необходимо порвать все связи с прошлым и начать новую жизнь, сосредоточившись только на работе.
— Ты хочешь сказать, что сбежала и от того, другого парня? — ровным голосом переспросил Хадсон. — Ты одурачила нас обоих?
— Говорю тебе, я приехала в Лондон одна, — твердо ответила Марианна. — Я хотела идти своим путем, без привязанностей.
— То есть без меня. — Серые глаза его не отрывались от ее бледного как смерть лица. — Ну что ж, — добавил он задумчиво, словно обращаясь к самому себе, — если я верю одной половине рассказа, почему бы не поверить и второй? Почему же ты бросила его, Анни? Он не ходил перед тобой на задних лапках? Или, может быть, взбеленился, узнав о твоей интрижке со мной? Поэтому ты и оборвала все связи с семьей? Обиделась на то, что они предали гласности твои французские похождения?
— Хочешь в это верить — верь, — отрезала Марианна. Она не умела лгать — не стоило и пробовать. С каждым словом она все туже и туже запутывалась в паутине собственной лжи.
— Итак, ты не вышла за него замуж и не согласилась с ним жить? И никого другого в этот момент на сцене не было? И, если я правильно тебя понял, с тех пор ты одна? Верно?
— Да. — Она облизнула пересохшие губы. Хадсон проследил потемневшими глазами за ее движением.
— Почему? — настойчиво спросил он.
— Что — почему? — безжизненно повторила Марианна. Мысль ее лихорадочно искала выход из тупика.
— Красивая двадцатипятилетняя женщина живет в городе, полном одиноких мужчин. Она интеллигентна, умна, хорошо зарабатывает, успешно делает карьеру — и при этом ведет себя словно сумасшедшая старая дева с полным домом кошек! У тебя ведь нет кошек? — вдруг спросил он.
— Конечно, нет! — Сравнение со старой девой пробудило в Марианне гнев и помогло ей немного прийти в себя.
— Итак, я возвращаюсь к исходному вопросу — почему? — мягко, но настойчиво продолжал он. — Тебе было хорошо со мной, Анни; в этом я уверен. Ты казалась нежной и любящей, а затем сбежала. И утверждаешь, что не только от меня. Что же заставляет тебя бояться привязанности? Ты испытала разочарование? Тебя кто-то обидел? Надругался над тобой? Скажи мне, Анни! Этот студент причинил тебе боль? Или кто-то еще в твоем прошлом? Может быть, друг матери? — мягко спрашивал он.
— Нет, что ты! — воскликнула Марианна, придя в ужас от направления его мыслей.
— Да не пугайся так, — успокоил он ее. — Такие вещи случаются чаще, чем ты думаешь. В своей практике я сталкиваюсь с чем-то подобным едва ли не каждый день.
— Говорю же тебе, я не спала ни с одним мужчиной! — твердила Марианна.
— Чтобы обидеть женщину, не обязательно ложиться с ней в постель, — задумчиво произнес Хадсон и, поднявшись на ноги, протянул ей руки. — Да ты дрожишь! — тихо заметил он, привлекая ее к себе и медленными, чувственными движениями поглаживая по спине. — Неужели я так тебя напугал?
Ах, если бы она дрожала от страха! Марианна не считала себя трусихой: со страхом она бы как-нибудь справилась. Нет, не страх покрыл ее кожу мурашками и сделал дыхание частым и поверхностным. Это Хадсон, его сильное мускулистое тело, его знакомый запах, расстегнутый ворот, сквозь который видны черные курчавые волосы, — только близость Хадсона заставляла ее трепетать.
— Анни, я не люблю секретов. — Голос его звучал спокойно, но лица Марианна не видела. — Видимо, я законник не только по профессии, но и по натуре: не могу успокоиться, пока не разложу все по полочкам. Я не понимаю ни тебя, ни всей этой ситуации. Может быть, ты соберешься с духом и расскажешь все толком?
— Не могу, — простонала она, не поднимая головы. — Не могу.
— Можешь, но не хочешь, — поправил Хадсон. — Но тебе не по силам бороться со мной. Я никогда не проигрываю. — Теперь в его мягком голосе звучала угроза. — Понимаешь, о чем я?
— Я не хочу с тобой бороться! — Марианна глубоко вздохнула, молясь, чтобы небеса ниспослали ей мужество. — Я просто хочу, чтобы мы оставили в покое прошлое и расстались друзьями! У тебя и у меня — своя жизнь. Мы счастливы, по крайней мере я.
— Как уже было сказано, я могу назвать тебя кем угодно, только не своим другом, — бесстрастно закончил Хадсон.
Удар был жесток: Марианна отшатнулась, и Хадсон не успел ее удержать.
— Да, меня жестоко обидели в прошлом, — дрожащим голосом произнесла она. — Унизили, угрожали, пытались мной манипулировать. Но я не собираюсь это обсуждать ни с тобой, ни с кем-нибудь другим!
— Это сделал тот человек, к которому ты ушла? — спокойно спросил Хадсон, не двигаясь с места.
— Нет. — Марианна подняла покрасневшие глаза. — Больше я ничего не скажу. — На лице ее отражалась такая мука, что Хадсон отвел глаза. — Я прошу прощения за то, что причинила тебе боль и унизила тебя. Мне очень жаль, Хадсон.
— И это все? — спросил он, помолчав. — Полагаешь, я этим удовлетворюсь?
