величайшим негодяем на свете!
И все-таки стыд терзал меня. Я не раз слыхивал, как люди потешаются над совестью, но после той ночи знаю наверняка, что она могущественный деспот.
Лэнки не стал спорить, лишь протянул руку и пожал мою.
— Я знаю, нет смысла даже пытаться тебя отговаривать, — буркнул он. — Что ж, благослови тебя Господь, сынок! Ты — поистине благородный человек. И, если тебя убьют, я не успокоюсь, пока не отомщу каждому из них! Прощай, Нелли!
Потом подъехал Блонди. Его искаженное гримасой лицо в лунном свете отливало золотом.
Парень тоже крепко ухватил мою руку, далеко свесившись с седла.
— По справедливости, это должен бы сделать я, — пробормотал он. — Но ты из тех людей, кто первым бросается в пламя и кого мир не забывает никогда!
Блонди сказал это очень серьезно и искренне. Я же с трудом подавлял бешеное желание нервно расхохотаться, вспоминая дикое стечение обстоятельств, поставившее меня в совершенно не свойственное мне положение забияки и героя.
А у героя отчаянно тряслись поджилки! Да плюс ко всему еще и Реджинальд Ченнинг Картер обернулся, явив мне зверски обезображенное злобой и ненавистью лицо.
— С первой минуты, едва взглянув на тебя, я понял, что ты — всего-навсего мишень, пушечное мясо, прирожденная жертва! — рявкнул он. — Ну, теперь-то наконец они разнесут тебя в клочья и сожрут, ты, кретин!
Мы как раз влетели в тень под сводами каньона, и я резко осадил пегого, а остальные двинули дальше легким галопом. Я видел, как пошатываются их усталые кони. Бедные животины ползли прямо-таки черепашьим шагом. За сколько же времени при такой скорости они покроют расстояние до Кэтхилла? И как много его пройдет, пока подоспеет столь необходимая мне помощь?
Но раздумывать об этом было некогда.
Я живо соскочил с седла, закинул поводья и велел пегому лечь на землю рядом. А бандиты уже во весь опор мчали к воронкообразному устью каньона.
Я вскинул винтовку и открыл огонь. Стрелял я вслепую, и потом, в тот момент казалось, будто всадники — гораздо больше нормальных человеческих размеров, да и летят быстрее, чем ястреб кидается на добычу.
Я почему-то считал, что мне никогда не замедлить эту бешенную скачку, что погоня пронесется по каньону, втоптав меня в землю или изрешетив пулями, а потом рванет дальше, чтобы уничтожить Лэнки и Блонди.
Я выстрелил четыре или пять раз со всей возможной скоростью, целя наугад, в середину толпы. А когда я достаточно взял себя в руки и поглядел по сторонам, оказалось, что всех бандитов как ветром сдуло.
Глава 41
ОДИН ПРОТИВ МНОГИХ
Да, я сидел в ущелье и знал, что разбойники теперь только и мечтают добраться до меня — недаром же они вопили и ругались как черти, сообразив, что вход перекрыт, а пока удастся устранить это препятствие, их босс попадет в кэтхиллскую тюрьму.
Это означало развал банды, а для ее членов — конец и множество всяких других вещей. Вряд ли кто-то из разбойников, за исключением, пожалуй, Тома Экера, догадывался, что Картер на самом деле и есть Дон Педро. Зато ни один из них не сомневался, что этот тип занимает при главаре самый важный пост. А значит, все поголовно ожидали, что Дон Педро снимет с них скальпы, раз не смогли уберечь его драгоценного помощника.
Больше всего, однако, этих дикарей, я полагаю, раздосадовало то, что добыча ускользнула из-под самого носа и готовые сомкнуться челюсти ухватили лишь пустоту. Потому-то они так злобно вопили, укрываясь за большими валунами, разбросанными у входа в каньон.
Но вот крики стихли. Это означало, что бандиты совещаются. И тут же двое рванули вверх по крутому склону слева от меня, старательно выписывая зигзаги и прячась за камнями.
Я тщательно прицелился в ожидании, когда кто-то из них вылезет на открытое пространство между двумя скалами.
Тот, в кого я стрелял, с воплем подпрыгнул, но еще проворнее скользнул под защиту камня. Крик резанул мне ухо, но я знал, что не ранил бандита, а только напугал, заставив двигаться пошустрее.
Поглядев направо, я увидел, как среди валунов мелькнула фигура еще одного головореза, потом другого.
По моим прикидкам, за нами гналось человек десять— одиннадцать. Судя по всему, часть бандитов предприняли обходной маневр, рассчитывая пристрелить меня сверху, а покончив со мной, они бы просто убрались куда-нибудь в горы. Потеряв так много времени, уже не было смысла продолжать погоню и пытаться вызволить своего пленного вожака.
Эти соображения не принесли мне особого счастья. Само собой, друзья мои остались живы и свободны, но меня-то все равно ждала неминуемая гибель!
Руки начало так трясти, что, еще пару раз собираясь подстрелить лезущих на правую стену ущелья бандитов, я еще до того, как спустил курок, знал, что лишь напрасно потрачу пули.
Меня охватило раздражение. Вскинув винтовку, я сразу тяжело уронил ее, и приклад больно долбанул мою левую руку о валун, который я использовал как упор для стрельбы.
Рука онемела и стала совсем деревянной. Возможно, после этого удара я просто перестал ее чувствовать.
Тут я увидел, как один малый перелетает со скалы на скалу, и резким выстрелом попытался его сбить.
Бандит ткнулся в дальний камень, отскочил и рухнул на землю.
Я видел, как он болезненно скорчился внизу, и меня невольно пронзило сострадание. И более того, духу не хватило выстрелить в бандита, скользнувшего следом за своим неудачливым товарищем, и я позволил ему найти безопасное место среди скал у самой вершины.
Но теперь они держали меня в руках. Лучшее, что я мог сделать, — это поглубже забиться между парочкой самых больших камней, какие только сумел бы найти, и широко открытыми глазами следить за парой снайперов на вершинах ущелья по левую руку от меня и одним — по правую. Но лежать мне следовало лицом к горловине каньона, ибо в любой момент остальные могли рвануть напролом и уничтожить меня.
Что касается второго малого справа от меня, то он больше не пытался лезть наверх. Я видел, как он передвигается на четвереньках среди камней. Бандит даже не думал прятаться, и я раз десять мог бы его прикончить, но так и не сумел спустить курок.
Даже в тот момент я хотел всего лишь остановить их, а не убивать. Я по-прежнему не мог забыть, как падал и бился в агонии Джон Экер! Озираясь по сторонам, я проклинал яркость той самой луны, что позволяла мне так отчетливо видеть все вокруг. Те из вас, кто бывал на Диком Западе, знают, как ярко светят звезды, а луна, похожая на призрачное серебряное солнце, разбрасывает глубокие, угольно-черные тени.
Ну а в ту ночь луна казалась раз в десять ярче, нежели я когда-либо видел, а я ведь не раз любовался и восхищался ею и прежде. Но с той ночи и до сих пор стоит появиться в небе круглой, полной луне, как меня пробирает дрожь и я закрываю глаза, в то время как другие люди возносят хвалу ночному светилу.
Так вот, поскольку луна давала точно такое же превосходное освещение и парням на верхушках скал справа и слева от меня, я мог только свернуться калачиком среди валунов и надеяться, что меня не обнаружат.
Будь камни вокруг достаточно велики, как в самом устье ущелья, я отыскал бы вполне безопасное укрытие. Но я засел среди сравнительно небольших обломков скал, и те ребята с верхотуры могли запросто превратить меня в дуршлаг, и я это знал. Однако вопреки здравому смыслу я продолжал надеяться и удерживать позицию, понимая, насколько она безнадежна.
А потом в двух шагах от меня два раза подряд выстрелил револьвер, и Том Экер крикнул:
— Эй там! Кто бы ты ни был, мы не тронем тебя, только не мешай нам проехать через ущелье!
