– Потому что есть сложности, Джен, – сказал он, подумав. – Представь, что ты где-нибудь у северного побережья Аляски… Между прочим, оружие у тебя есть?
– Нет. Правда… Никто не думал, что понадобится. Послушай… Корабль что, под их контролем?
«Всегда была чертовски сообразительной девочкой», – мысленно восхитился Мазур, а вслух, конечно, сказал:
– Да нет, не настолько все мрачно…
– Я ни словечка не понимаю, но у вас у всех стали такие лица, что и без знания языка догадаешься – сложности жуткие.
– Выберемся, кьюти, – сказал Мазур, лихо подмигнув ей. – И не из таких передряг выбирались…
Оглянулся. Кацуба столь же старательно пеленал простынями незадачливого хозяина каюты, на свое несчастье начавшего ворочаться и бормотать. Встретил взгляд Мазура и распорядился:
– Влей-ка шампанского в глотку нашему найденышу. Зашевелился, сволочь, скоро песенку споет…
Мазур добросовестно выполнил приказ, вливал до тех пор, пока пленный не принялся кашлять и мотать головой, выплевывая пену. Прислонил его к стене, сильно врезал по щекам справа налево. Присмотрелся и громко доложил:
– Ожил. Глаза вполне осмысленные…
Почти не поворачивая головы, пленный, сидевший в неудобной позе со связанными впереди руками, осмотрел каюту, каждое лицо, потом – от Мазура не укрылось – почти незаметно попробовал крепость своих уз. Встретившись с ним откровенным взглядом, зрачки в зрачки, Мазур понял, что имеет дело с матерым волком. Не дергается, не нервничает – спокойно ждет дальнейшего…
– Ну, и что здесь происходит? – спросил пленный не особенно вызывающе, но все равно не уместным в его положении спокойным тоном. – По-моему, это называется злостным хулиганством…
Даша молча показала ему свое удостоверение.
– Митяев Николай Фомич… – изучив извлеченный из внутреннего кармана пиджака паспорт, протянул Кацуба. – Итак, замечания, пожелания?
– Что за хулиганство? – повторил тот.
– Вы видели удостоверение? – ровным голосом спросила Даша.
– Тем лучше, – сказал Митяев. – Передайте меня службе безопасности, сообщите капитану…
– Повременим, – сказал Кацуба. – Сначала поиграем в вопросы и ответы.
– А почему вы уверены, что я на ваши вопросы буду отвечать?
– Есть средства, – зловеще обронил майор.
– Господа, это несерьезно… – поморщился пленник. – Я же буду орать. Дико. Истошно. Рано или поздно кто-то обратит внимание, сбежится охрана…
– Профессионал? – ухмыльнулся Кацуба.
– Не возражал бы против такого определения.
– Мы – тоже.
– Очень приятно. Тогда должны понимать, что шансов у вас не особенно много?
– Возможно, – вслед за тем, не меняя выражения лица, Кацуба присел перед связанным на корточки, проверил обойму, медленно оттянул затвор. Убедившись, что патрон вошел в ствол, негромко сказал: – Иногда с профессионалом общаться очень трудно, а иногда – совсем даже легко… Я прекрасно понимаю, что шансов не просто мало – почти нет совсем. Но для нас ситуация укладывается в обнадеживающее определение «почти», а для тебя, ангел мой, – в слова «нет вообще». Грубо говоря, сдохнешь первым. Заткну рот и выстрелю в мошонку. Это печально. И больно. Будешь зело мучиться. Нам легче, нет у вас времени брать пленных, допрашивать, да и смысла нет… Мы-то получим свою пулю в драке, на бегу… По- моему, есть некоторая разница. А терять нам нечего, мы свое отбоялись. И так зажились… Учти, что я догадался насчет судьбы корабля. И подумай: что мне в этих условиях терять… Ну?
Мазур видел мелкие бисеринки пота на лбу пленного. Они с майором еще какое-то время молча, неотрывно смотрели друг другу в глаза, наконец пленник сказал:
– Я что-то не вижу, где мой единственный шанс…
– В роли словоохотливого пленного. На берегу.
– Недолго проживу…
– Но все равно это – шанс, – сказал Кацуба. – Тот самый, единственный. Есть второй вариант. Если у нас не получится, всегда можешь сказать, что тебе дали по башке, провалялся без сознания все время, совершенно с нами не общаясь…
– Могут и не успеть найти.
– Но тут уж, браток, – как повезет, – осклабился Кацуба. – Оба шанса, понимаю, дерьмовенькие, но другого товара нет… Думай в темпе.
Краешком глаза Мазур видел, как Даша затаила дыхание. Сам он, кроме тоскливой усталости, ничего и не ощущал.
– Ладно…
– Кто заправляет, Белов?
– Он.
– Сколько у него людей здесь?
– Восемь. Учтите, вся остальная охрана тоже кинется вас ловить – ей попросту прикажут, соврав что-то убедительное…
– Это мои проблемы, – отмахнулся Кацуба. – Где баллоны?
– На сейнере. Вы ж попортили «подушку»…
– Сейнер причалит к «Достоевскому»?
– Именно. С правого борта. Там человек шесть.
– Когда?
Пленник опустил голову, чтобы взглянуть на свои часы. И усмехнулся одним ртом:
– Через полчаса. Все вооружены, учтите. И палить будут без колебаний. Все равно будет время отправить поглубже неправильных жмуриков…
– Кто из команды в игре?
– Только третий мех. На нем машинное, вообще все, кто в нижних отсеках…
– А все остальные – из охраны?
– Ну.
– Есть еще что-то важное, о чем я не спросил?
– Да нет. Умеешь спрашивать.
– Так игра ж нехитрая… – сказал Кацуба.
И нанес молниеносный удар, моментально отправивший пленного в долгое беспамятство. Выпрямился, поставил пистолет на предохранитель и сунул его за ремень.
– Все, ребятки. Вполне допускаю, кое-что он утаил, но сейчас проверить невозможно… И вообще, времени нет. Идеи?
– Радиорубка, – сказал Мазур. – Пограничники. Первым делом свяжемся с ними, потом попробуем взять парочку стволов… Больше, по-моему, ничего и не придумаешь.
– Гений ты, каперанг, – сказал Кацуба. – Командование передаю тебе. Поскольку действовать в таких условиях тебя учили лучше, чем меня… Пошли?
– Подождите, а мы? – спокойно спросила Даша.
– Нет времени на дискуссии, – сказал Кацуба. – Все взвесили?
Она молча кивнула. Мазур быстренько перевел Джен все самое необходимое. Когда она столь же решительно кивнула, не умилился и не огорчился – некогда было маяться эмоциями.
– Итак, – сказал он, лихорадочно прикидывая расклад на ближайшие минуты. – Один пистолет, трое безоружных, если не считать пращей, которые против прущего на тебя со стволом не годятся… Хорошо, хоть рукопашной владеют все. Но добираться до радиорубки придется долго. И на
– Ну, с рацией я справлюсь, – скромно сказал Кацуба. – Даже со здешней.
– Путь неблизкий, вот что меня больше всего гнетет… – сказал Мазур. – Черт-те какие неожиданности
