такой случай, раз уж сама пришла, сама попросила, подставилась... Но это все равно уже не то, и Сила стала другая, не такая свежая, как была – жена и сама ей пользуется немало. Но рядом была другая, совсем молодая – и в той Сила пылала огнем, была ясной и нетронутой, совсем как раньше в жене. Да и понятно – дочка. Между прочим, и его дочка тоже. Значит, он имеет свое право.
Он снова зажмурился, представив, как вся эта новая, кипящая молодостью и не испорченная злобой Сила вливается в него... Вот только как подобраться... Так просто не заберешь, тут нужен какой-то повод, контакт. Зря он, наверное, не пригляделся еще тогда, в младенчестве. Хотя жена сторожила, стояла стеной... Да и сейчас стоит. Значит, надо найти способ, предлог – чтобы сама пришла, чтоб попросила о чем-то... Чтобы была расстроенная – когда человек огорчен, Сила сама из него выходит... А главное – чтобы не было рядом этой ведьмы, бывшей жены... Но он придумает... Уже придумал...
Наконец наступило это проклятое лето, накатили экзамены. Марина переживала, наверное, больше самой Марьянки, все две недели была просто сама не своя. Но Марьянка – молодчина – сдавала все просто прекрасно, на одни пятерки. Да по другому, если задуматься, и быть не могло – зря, что ли, было затрачено столько стараний...
Последним было сочинение. К этому времени Марина уже почти успокоилась – писала Марьянка прекрасно, темы знала, ошибок в принципе не делала. Вышла с экзамена веселая, сказала – все было легко, она даже не сомневается в успехе. В эту ночь Марина впервые заснула спокойно и проспала крепко, без снов, до самого утра.
Марьянка получила тройку. Это было невозможно, немыслимо. По многим причинам – и потому, что с тройкой шансы на поступление рушились, и потому, что Марьянка не могла наделать столько ошибок, и потому, что отец просил, и вообще. Этого. Не могло. Быть. Все. Точка. И, значит, надо было идти разбираться.
Когда Марина, отстояв три с лишним часа в суетливой толпе нервных абитуриентов, тоже, как и они, рвущихся подать апелляцию, вошла, наконец, в прокуренную насквозь аудиторию и попала пред светлы очи комиссии, волоча за собой почти отчаявшуюся Марьянку, она понимала одно. Без пересмотра оценки она не уйдет.
И когда она вышла оттуда еще через час, оценка была-таки пересмотрена. После бесконечных споров со всеми членами комиссии по очереди, призывания в свидетели гг. Ожегова и Розенталя, стучания кулаками по столу, просьб, мольб, посул, угроз и прочих унижений, тройка была заменена на четверку с минусом. В ведомость, таким образом, шла четверка, и это можно было считать победой. Ну, или почти победой, потому что четверка в сумме давала Марьянке только полупроходной балл. Хотя, конечно, лучше, чем ничего...
Переводя дыхание, они выпали в коридор. Обессиленная Марьянка тут же припала спиной к стенке и съехала по ней на пол, где и замерла, сидя на корточках и закрыв глаза. Видно было, что бедная девочка измотана до предела. Марина и сама была не лучше. Ей хотелось только одного – скорее домой и в горячую ванну, но она понимала, что надо дать Марьянке отдышаться. Спасибо, что она там в аудитории хоть в обморок не грохнулась, так что пусть посидит, отдохнет.
Обводя глазами коридор, Марина вдруг наткнулась на табличку с надписью: «Декан факультета». Фамилия была ей чем-то знакома... Стоп, да это же про него говорил Мишка, дескать, все замечательно, все договорено, тра-ля-ля... Ну и какого же... Дверь в кабинет была чуть приоткрыта.
– Здравствуйте, – мягко сказала Марина, заходя в кабинет. – У меня тут вопрос по воду абитуриентки Такой-то...
– Апелляционная комиссия дальше по коридору, – не поднимая на нее глаз, буркнул сидящий за столом маленький человечек с длинным носом и в очках.
– У меня вопрос лично к вам, – жестко отрезала Марина, уселась на стул напротив и закинула ногу на ногу.
– Слушаю, – ответил человечек, все так же не глядя на нее.
– Видите ли, – Марина чуть-чуть замешкалась. Она ожидала хоть какого-то внешнего сопротивления, а не этой полной пассивности. Но ничего, счас она его встряхнет. – Видите ли, с вами разговаривали по поводу этой девочки. Вы должны знать.
– Ничего подобного, – все то же спокойствие и опущенные глаза. – Вы ошиблись.
– Ни в коем случае. Это было прошлой осенью, вспомните. Марьяна Такая-то. И говорил с вами ее отец, Михаил Максимович Такой-то. Теперь вспомнили.
Человечек впервые посмотрел Марине в лицо. За стеклами очков его глаза оказались совершенно никакими, мог бы и не прятать – никакой разницы.
– Повторите еще раз.
Марина повторила.
– Михаил Максимович? Такой-то? Подождите, это из... – Человечек назвал Мишкину партию.
– Именно.
– И вы хотите сказать – его дочь? Поступает к нам?
– Поступала. И получила тройку за сочинение.
– Этого не может быть. – В глазах человечка блеснуло что-то похожее на сталь. – Покажите бумаги.
Марина протянула ему марьянкины экзаменационные листы.
– А где тут написано, что она его дочь? Фамилия не такая уж редкая, знаете...
Марина, стиснув зубы, вытащила из сумки марьянину метрику.
– Он должен был вам сказать. Он говорил с вами, осенью. Вы нас еще на курсы направили...
– Голубушка, – человечек теперь разговаривал с ней ласково, как с больной. – Я действительно хорошо знаком с Михаилом Максимовичем. Неужели вы думаете, что если бы он сказал мне, что его девочка поступает к нам на факультет, я бы об этом забыл? Такого просто не было, вы что-то путаете. На курсы мы направляем абсолютно всех, но, – Он рукой остановил вскинувшуюся было Марину.
– Вы только не волнуйтесь, я посмотрел бумаги, – он протянул Марине все обратно. – У вашей девочки все в полном порядке. Она непременно поступит, у нее высокий балл...
– Полупроходной, – выдохнула Марина.
– Этого совершенно достаточно. С ее данными, с фамилией, со всем остальным... Можете быть совершенно спокойны. Я только не совсем понимаю, почему Михаил Максимович раньше мне не сказал... Вам бы не пришлось столько нервничать. В любом случае передавайте ему мои наилучшие пожелания. – И человечек наклонил голову, как бы прощаясь и давая Марине понять, что ей пора.
Марина в каком-то полусне вышла из кабинета, молча взяла за руку замотанную Марьянку, подняла ее с пола и повела домой. Голова гудела. На душе было тошно. Пока они ждали автобуса, ее вырвало прямо на остановке.
Через два дня в университете вывесили списки. Марьяна поступила.
Вот и опять эта дрянь ему помешала! В который раз... Ну почему она вечно считает возможным мешать ему, отнимать нужное, влезать со своими... И это вместо того, чтобы помогать и поддерживать в трудную минуту... А так хорошо все было придумано... Дочка приходит к папе за советом, расстроенная, в слезах... Нет, надо было вмешаться. Понятно, что она может. Она и не такое может, с ее-то задатками... Но кто ее просил? Не поступила бы сейчас, поступила бы через год, она не мальчик, ей в армию не идти... А ему нужно именно сейчас, вчера уже было нужно... И вот – вместо прилива Силы – одно расстройство. Не то, что новой получить, какую есть свою тратить приходится...
А время совсем поджимает. Теперь, даже если придумать что-то еще, если найти способ пить эту свежую Силу, все равно можно не успеть. Вот если бы выпить сразу всю...
И опять – виновата эта стерва. Не пустила его тогда на роды... Окажись он там, он получил бы все сразу, при родах Сила разлита прямо в воздухе... Она сама виновата. Ему не остается ничего другого. Ему нужна эта Сила. Роды... Если не роды, тогда... Конечно, Сила будет подпорчена страхом, но лучше так, чем никак. Она сама виновата...
И потом – мелькнула радостная мысль – и потом она тоже мне заплатит... Тут-то уж никуда не денется... Вот так. Одним движением – и обе будут мои. Решительно, дело стоит того. Только не опоздать...
Казалось бы, Марьянка поступила, все хорошо и волноваться больше не о чем, а долгожданное спокойствие не наступало. Марина продолжала не находить себе места. Нервничала, грустила, ни с того, ни с сего срывалась на всех домашних. Не могла заснуть по ночам, а если и засыпала, то
