ли не нюхает, потом возвращает ее мне, держа двумя пальцами, словно грязный засморканный платок или скользкую улитку, или цветную фотографию Джеральда Форда.
— Хорошо, — говорит он сухо и таким тоном, будто собирается немедленно вышвырнуть нас за дверь. — Так чем могу служить?
— Вы знаете, при каких обстоятельствах погибли супруги Флип, мистер Мой?
— Какой-то безумец застрелил их, как собак.
— Не совсем так. Этим безумцем был знаменитый актер, который действовал в пределах самообороны.
Бен Мой запихивает два пальца между шеей и воротничком, как бы показывая свое сожаление, что не надел рубашку на два размера больше.
— Знаменитый актер, говорите? Кто же это — Фрэнк Синатра, Марлон Брандо или Пол Ньюмен?
— Нет, мистер Мой.
— Я не знаю других знаменитостей с тех пор, как похоронили Спенсера Тресеи.
— Я говорю о Франции. Этот актер знаменит во Франции.
У Моя в запасе имеются весьма выразительные жесты. Он поднимает правую руку, не двигая локтем, и кладет ее себе на плечо. Это — грубый жест, полный пренебрежения к тому, что не является Америкой.
— Вы говорите, он действовал в интересах самообороны? — спрашивает меня костлявый собеседник. — Неужели ваш комедиант мог опасаться Стива и Маризы? Молодых и самых безобидных существ в мире, не считая младенцев и старых трапперов, которые уже перевелись.
— Но, тем не менее, у каждого из них в руках были револьверы, когда Кристиан стрелял в них.
— КТО ЭТО СКАЗАЛ?
Перед моими глазами вновь встает вся трагедия на роскошной вилле.
— Таковы установленные мною факты, мистер Мой.
— А я утверждаю, что это — вранье, только и всего. Он снова берет мою карточку и с заметным акцентом читает: “Санатоний”.
Берюрье трогает меня за руку.
— Извини, мек, но это насекомое явно ищет, к чему бы придраться. У него такой тон, что я удивляюсь, как ты терпишь. Я сделаю из него мокрое место, если он посмеет сказать, что мы не те, за кого себя выдаем.
— Плюнь! Это выходки идиота.
— Они действуют мне на нервы, мек. Не позволю оскорблять себя всякому паршивцу из Америки! Ладно, пока ты разбираешься с этим прохвостом, схожу на кухню и посмотрю, можно ли договориться с той черной девицей. И, наконец, чем-то надо промочить горло.
Он исчезает.
Бен Мой устремляет на меня такой злобный взгляд, что может убить им, но я нахожусь в отличной спортивной форме.
— Это имение принадлежит Флипам? — спрашиваю я.
— Безусловно.
— Значит, они были богаты?
— Это зависит от того, что называть богатством, мистер… мистер…
Он опять смотрит в мою карточку.
— Мистер Санатоний.
Теперь он и мне начинает действовать на нервы. У меня невольно сжимаются кулаки, и я пугаюсь, что могу потерять над собой власть, а это некстати.
— Я хочу спросить: они принадлежали к зажиточным слоям?
— В общем, да.
— А откуда у них состояние?
— Эта ферма принадлежала еще родителям мистера Флипа.
Отец обеспечил сына, когда тот еще не родился, тогда откуда у него появилась мысль — вместе с женой стать убийцами?
Это — самая неразрешимая загадка всей истории. Потрясающе! Счастливая, богатая, здоровая пара, только начавшая совместную жизнь в одном из плодородных штатов США, летит в Париж на свидание со своей смертью. Разве это нормально?
В дверном проеме появляется живописная фигура Берю.
— Чернуха превосходна! — заявляет он. — Правда у нее не было спиртного, зато — какое пиво?! И она — весьма аппетитная хозяюшка. Ее вид наводит на игривые мысли, готов подраться с любым.
— Что он говорит? — беспокоится Мой, не понимающий по-французски.
— Ему очень нравится ваша ферма.
Почему-то в это мгновение я вспоминаю о ненасытной Инес, которая хотела еще и еще, и ей было все мало. Она была из той породы женщин, для которых половой акт — единственная цель их существования.
Она стала случайной жертвой развернувшейся драмы. Ей разбили череп, чтобы скомпрометировать меня, связать мои руки и парализовать мою инициативу. Убили ни в чем не повинную женщину. Кто они? Вероятно, те техники! Люди организованные и, конечно, без малейшего намека на совесть и человечность.
Инес на лошади в Нейи. Словно наяву, вижу ее в маленькой гостинице, куда привел ее наспех. Она еще в бриджах для верховой езды. Тогда я впервые имел дело с девицей в таком наряде. Она легла на кровать и, расстегнув сюртучок, обнажила великолепные груди, затем неторопливо стала стягивать брюки, открывая моему взгляду свои тугие чресла. Я не дал ей полностью раздеться и с неистовой страстью овладел ею, возбужденный роскошным телом и нескрываемой похотью.
И вот я — косвенный убийца Инес — заявляю: действовала организованная банда.
Эта банда узнала, что прославленный “Санатоний” приглашен предотвратить нечто, направленное против известной личности, и тогда банда немедленно приступает к действию. БАНДА!
— Мистер Мой!
— Я вас слушаю.
Его беспокоит, что коп находится на его ферме. Янки к этому не привыкли и не любят этого. Меня еще терпят, потому что я — француз, из страны, которую надо снабжать деньгами.
— Для чего мистер и миссис Флип ездили во Францию?
— Видимо, захотелось.
— А они вам не говорили о своих планах?
— Говорили, но не поясняли. Сказали, что поедут в Париж первого июня. Я вздрагиваю.
— Первого июня?
— Да.
— Накануне второго, — выдыхаю я, к счастью — по-французски, и Бен Мой не понимает меня, иначе выставил бы в ту же минуту.
— Это путешествие планировалось заранее?
— Да, больше, чем за месяц.
— Они говорили когда-нибудь о Кристиане Бордо?
Я пытаюсь произнести это имя с американским акцентом.
Он повторяет его за мной.
— Да, как город Бордо, — уточняю я. Бен Мой вспоминает.
— Нет, никогда.
Я уже собираюсь спросить: “Вы в этом уверены?”, но вовремя вспоминаю, что янки не понимают французской настойчивости. Они отвечают то, что хотят сказать, правдиво ли, ложно ли, неважно, и переспрашивать их бесполезно.
— Я хотел бы осмотреть комнату и кабинет мистера Флипа, — прошу я.
Он настолько потрясен и шокирован, что можно подумать, будто я попросил его о чем-то совершенно непристойном.