Он обладал шармом искусителя, романтическим очарованием какой-то запредельной порочности, владел секретами бесстрашия и манипулирования себе подобными. За ним тянулся невидимый, но ощутимый шестым чувством шлейф смертного греха, и то, что он явно не собирался останавливаться на достигнутом, внушало невольное уважение даже самым крутым из нас. А я совсем не был крутым. Я всего лишь подавал дрянное пиво клиентам Хомы.
Он вошёл в кабак, поднял на лоб противопыльные очки, покрытые муаровыми разводами, и с порога оглядел помещение и всех находившихся в нем людей своими не вполне человеческими глазами. На его губах появилась тонкая ироническая улыбка, словно он думал про себя: «Господи, куда только заносит нелёгкая, и с какими подонками приходится иметь дело!»
Мы простили ему эту улыбку, как прощали с тех пор многое. Слишком многое.
Я жадно разглядывал его, что было верным признаком не до конца растраченных иллюзий. Любой новый человек был интересен мне, а этот разительно отличался от всех остальных. Меня удивила его молодость. По возрасту мы могли бы быть братьями, но на его лице я прочёл чудовищное, леденящее безразличие к жизни, присущее древним старцам. И не была ли его «молодость» только видимостью – вот в чем вопрос. Складывалось впечатление, что он пережил и зрелость, и старость, и саму смерть, как другие переживают пору юношеских ошибок и заблуждений…
Он раздвинул полы плаща цвета заката и засунул руки в карманы брюк. Это было общепринятым знаком того, что он не собирается ни с кем ссориться. Так, с руками в карманах и с ухмылкой на слишком юном лице, он прошёл к стойке. Шляпа-ворон отмерила двенадцать взмахов. С её «крыльев» осыпалась бриллиантовая пыль. Кости в раке издавали глухой перестук. Я заметил, как при этом звуке вытянулось лицо Ржавого Короля – самого удачливого из наших специалистов по костям. Он со своей жалкой ШОНДОЙ отныне был только шутом при истинном короле.
Возле стойки человек в красном освободил свои плечи от нелёгкой ноши, которую обычно не доверяют никому. Сняв раку, он поставил её на табурет рядом с собой. Все видели её. Она была настоящим произведением искусства. Самая дорогая модель фирмы «Козин и Бауэр» из высоколегированной жаропрочной и кислотоустойчивой стали, отделанная платиной и серебром. Вместимость – один ДЕКАН костей (а больше ещё никому и не требовалось). Строгие буквы без всяких выкрутасов и дешёвых виньеток были углублены в металл лицевой панели на добрых пять миллиметров. На крышке выгравирована сценка из «Руководства по извлечению святых мощей». Высокий класс! У незнакомца, возможно, не было совести, но у него был стиль. А это часто позволяет запудрить мозги парням вроде нас, не говоря уже о женщинах.
Только в одном месте великолепная рака была слегка повреждена. Возле кодового замка с миллионом комбинаций осталось уродливое радужное пятно, окружавшее лохмотья окалины, – след прикосновения САЛАМАНДРЫ. Но кто бы ни пытался взломать раку, ему это не удалось. И я не сомневался в том, какая судьба постигла его после дерзкой неудачной попытки…
Старый Хома чуть не выпрыгнул из передника, стараясь угодить новому клиенту, но тот не спешил делать заказ. Он стоял спиной к стойке и нагло пялился на нас. Потом он впервые открыл рот. Вероятно, тогда я убедился в том, что его молодость поддельна и продлена искусственно (так снова и снова обновляют лицо старого манекена в витрине универсального магазина; но сколько костюмов сменяется на нем за то время, пока он торчит у всех на виду?). Незнакомец хрипло прокаркал:
– Кто скажет мне, где похоронен Шёпот?
Пожалуй, с его стороны было не слишком благоразумно интересоваться подобными вещами в обществе отчаянных охотников за костями и прочего отребья. Завсегдатаи кабака переглянулись и, по-видимому, пришли к одному и тому же выводу: чужак – либо полный кретин, либо чувствует за собой силу и право задавать вопросы. К тому моменту уже было невозможно отказать ему в силе и праве. Единственное, чего недоставало незнакомцу, это логики. Неужели он думал, что здешние собиратели не вырыли бы кости Шёпота, если бы знали, где тот испустил свой последний вздох?
Все молчали. Никто не двигался с места. Даже игроки в домино замерли с костяшками в ладонях. Напряжение нарастало. Воздух сделался густым, как осенняя грязь. Я затаил дыхание. Вот-вот должно было произойти что-то ужасное.
Человек в красном повторил вопрос:
– Так кто покажет мне могилу этого хмыря? Может быть, ты? – Он обратился к Малютке Лоху. И для верности ткнул в него пальцем.
Малютка выделялся из толпы. Он поневоле обращал на себя внимание. В нем было два метра роста и сто кило мышц. Он любил и умел драться, а кроме того, обладал невероятным сексуальным аппетитом и достоинством соответствующих размеров. И все-таки он был Лохом. Дураком и психом. И даже публичные девки смеялись над ним у него за спиной. Все наши знали, что он плохо кончит. Но никто не предполагал, что это случится так скоро.
– Откуда ты взялся, кусок ослиного дерьма? – спросил Малютка Лох и достал свой огромный, блестящий, но все равно смешной пистолетик (ну, вы знаете, из тех, старинных, автоматических, стреляющих такими большими тупорылыми пульками, которые разрывают на части бренную плоть – если, конечно, вообще сумеешь выстрелить и тем более попасть!) и направил его на чужака.
Калибр у пистолетика действительно был приличный, и в лапе Малютки эта погремушка смотрелась здорово – свет от масляных ламп играл на полированной стали, по стволу пробегали тени, а из канала веяло холодом смерти, который, казалось, в следующий момент будет уничтожен горящим порохом.
Однако этого не случилось.
Незнакомец даже не шевельнулся. Подозреваю, что он использовал лишь ничтожную часть своей силы. Он выпустил ХИМЕРУ, и зрачки Лоха взорвались, превратившись в две чёрные кляксы на мертвенно- бледном лице. Громила ослеп на несколько минут, но, кажется, «увидел» кое-что пострашнее кошмара.
Малютка заорал «Мама!!!» и выбежал из кабака – после того, как дважды врезался в стену. Он расквасил себе нос и вывихнул руку, однако не бросил пушку. В конце концов он наткнулся на дверь и вышиб её своим телом. Позже мы услышали двенадцать выстрелов. А наутро узнали о том, что прозревший, но не до конца освободившийся от морока Малютка застрелил одиннадцать человек у речной переправы. Последним выстрелом он разнёс свою дурацкую башку.
– Говори ты! – сказал человек в красном, обернувшись и ткнув пальцем в Хому.
– Никто не знает, – пролепетал тот, еле шевеля непослушными губами. – Шёпот умер так давно…
– Я знаю, когда он умер, – бросил чужак. – Я спрашиваю, ГДЕ и КАК он умер?
