клетку, шарфом и красным капорком. Все это она в одну минуту надела на мальчика; ее заметно скрюченные кисти рук так и летали в воздухе.
— Ну пошли.
— В тапочках? — усомнился мальчик.
Витора подхватила корзинку.
— Можно подумать, нам так далеко.
Спускаясь по лестнице, Кико ставил на ступеньку левую ногу и тут же подтягивал к ней правую, но делал это быстро, почти не глядя, стараясь не отставать от торопливо сбегающей вниз девушки. Лавка была за три дома от них, и мальчик, держа Витору за руку, шел, ведя безымянным пальцем по стенам зданий. В лавке пахло шоколадом, мылом, землей от картофеля. Авелино отпускал товары, укладывая их в корзины из алюминиевой проволоки. Кико обвел глазами полки, где в отдельных ящичках красовались артишоки, морковь, лук, картофель, салат, повыше — плитки шоколада, печенье, рожки, макароны в ярких упаковках, еще выше — бутылки с темным, красным и белым вином, а справа — банки с карамелью. Сеньор Авелино заметил еле видный над прилавком красный капорок.
— Долго же ты сегодня спал, а, Кико?
— Ага, — ответил мальчик.
Сеньора Делия вышла из задней комнаты и, увидев его, сказала:
— Как дела, малыш? Долго же ты спал.
Но Кико уже ничего не слышал. Присев на корточки, он протискивался среди ног покупателей, залезал под прилавок, под банки с карамелью, поглощенный поисками этикеток кока-колы, пепси-колы, воды «Кас»; подняв этикетку, он прятал ее в карман штанишек, рядом с пуговицей и тюбиком из-под зубной пасты. Витора спросила у сеньора Авелино:
— Где же ваш Сантинес?
Сеньор Авелино бросил беглый взгляд на часы в бледно-голубом корпусе:
— Сейчас подойдет, он ушел уже давно.
Витора вдруг занервничала:
— Я там совсем зашилась, дайте мне пока молоко, а потом пусть Сантинес забросит все остальное, — и протянула сеньору Авелино бумажку.
Худенькая девушка в коричневом пальто, стоявшая в конце прилавка, возмутилась.
— Вот нахалка! — раздался ее тоненький голосок. — Знаете, сеньор Авелино, все мы зашились, а я торчу здесь уже больше пятнадцати минут, слышите? Если каждая будет лезть без очереди…
Витора гневно повернулась к ней:
— Вольно ж тебе молчать, дуреха!
Кико вылез из-под ног покупателей и с испугом воззрился на кричащую Витору. Сеньор Авелино сказал:
— Тихо, тихо, хватит на всех, — и подмигнул Виторе. — Да, сразу заметно, что ты у нас остаешься вдовушкой, а?
Витора грустно улыбнулась.
— Завтра, — отозвалась она. — Уж лучше не напоминайте, сеньор Авелино, какой вы нехороший.
Кико был уже возле нее. Он потянул Витору за руку и шепотом спросил:
— Сеньор Авелино нехороший, правда, Вито?
— Замолчи сейчас же!
Сеньор Авелино шагнул к банкам с карамелью и протянул Кико леденец:
— На, возьми, малыш.
Витора поставила в корзину бутылки с молоком и в дверях сказала лавочнику:
— Так пускай Сантинес поторопится.
— Будь спокойна.
Держа за палочку круглый желтый леденец, Кико крутил и крутил его перед глазами, и, когда его взяли за подбородок и заставили поднять голову, он ощутил прилив раздражения и злости. Сверху глядела на него сеньора в мехах, улыбаясь сладко и глупо.
— Скажите-ка, — спросила она у Виторы, — это случайно не девочка сеньора Инфанте, директора «Тапьосы»?
— Да, сеньора, только это мальчик.
Сеньора улыбнулась еще шире.
— Ну разумеется, — сказала она, — в этом возрасте, да к тому же он такой беленький и с такими глазками…
Кико взглянул на нее с ненавистью.
— Я дядя, — сказал он.
Совсем развеселившись, она засмеялась в голос:
— Так, значит, ты дядя?
У Кико ныла шея, его раздражал ее рост, ее снисходительный смех. Внезапно взорвавшись, он пронзительно завизжал:
— Дерьмо, задница, какашки!..
Улыбка сеньоры погасла моментально, механически, точно выключенная лампочка.
— Это очень плохо. Хорошие дети так не говорят, — побранила она мальчика.
Витора посерьезнела и сильно тряхнула его за плечи.
— Не обращайте внимания, — сказала она сеньоре. — С тех пор как у него появилась сестричка, на него иногда нападает бог знает что.
Меховое пальто спросило:
— А этот какой по счету?
— Этот? Пятый. А еще говорят, пятый — самый удачный.
Позже, уже поднимаясь в грузовом лифте, Витора сердито выговаривала ему:
— Вот увидишь, я все расскажу твоей маме. Думаешь, так отвечают сеньорам? Вито просто слишком добрая, но когда-нибудь ей тоже надоест, и она тебя разлюбит.
Мальчик смотрел на нее снизу вверх серьезными, блестящими глазами.
— Это грех, Вито? — спросил он.
— Грех? Да еще какой! Сейчас только попадись чертям, они прямым ходом умчат тебя в ад.
Насупившись, Кико шагнул на свою площадку. Он покосился в сторону мусорного бака, где скорбно чернели среди отбросов останки Маврика. Витора дважды стукнула в стекло и сказала:
— Гляди, твоя мама уже купает Кристину.
Кико вошел в квартиру улыбаясь и победно держа над головой леденец на палочке. Вдруг он уставился на круглый гладкий животик сестренки и сказал:
— У Крис нету дудушки, правда, мама?
— Нету, — уклончиво отозвалась Мама.
— А у тебя? У тебя есть?
— Нет, это бывает только у мальчиков.
Голубые глаза Кико изумленно округлились.
— Значит, у папы тоже этого нет? — воскликнул он.
11 часов
— Смотри, Хуан, самолет, — сказал Кико.
Он кружился на месте, держа двумя пальцами тюбик из-под зубной пасты и подражая гудению мотора; через некоторое время он перестал кружиться, опустил тюбик на красную крышку плиты, протащил его вперед и остановил.
— Смотри, Хуан, — повторил он, — а теперь самолет сел.
