Франция, — уныло призналась она.
— Мне кажется, вы не были счастливы в замке Феро?
— Не хочу показаться неблагодарной и бессердечной, но я действительно дождаться не могла, когда его покину. Там не было ни тепла, ни радости, ни веселья, ни смеха.
— А вы любите посмеяться, не так ли?
— Да, хотя я так долго жила в замке, что, боюсь, даже забыла, что это такое.
Глаза Марии весело вспыхнули, и она вдруг засмеялась, просто потому, что никто ее за это не осудит, и внезапно почувствовала, как спадает угнетавшее ее напряжение.
Чарльзу было приятно, что она оказалась такой храброй, непосредственной и милой. Несмотря на юность и неискушенность, она была не из пустых и легкомысленных девиц, легко теряющихся перед первым же препятствием.
— Вам следует чаще смеяться, — добродушно посоветовал он. — Это вам идет.
Мария вздохнула:
— Теперь во Франции нечему радоваться. Как вы думаете, насколько опасна ситуация? Вы были в Париже?
Он кивнул.
— Там очень плохо?
— Я видел много жестоких и кровавых схваток между людьми. И задавался вопросом: куда девались достоинство, самообладание и твердость французов? Но недовольство народа очень велико, и для этого есть серьезные основания — высокие цены на продукты, на жилье и непосильные налоги. То, что они добиваются изменений, вполне естественно и справедливо. Должен признаться, я с ними полностью согласен. Требования людей должны быть услышаны и выполнены. Нужно отменить привилегии, установить налоги в соответствии с достатком людей.
Мария с интересом смотрела на него.
— А что еще?
— О, многое. Еще многое необходимо сделать.
— Вы говорите как политик. Вы и есть политик?
— Нет, — улыбнулся он.
— Что же вы тогда делаете?
— А я обязательно должен что-то делать?
— Думаю, безделье вам не по душе. — Она выглянула в оконце. — У вас должно быть какое-нибудь дело.
— Так оно и есть.
— Какое же?
— Да, так, то одно, то другое, — небрежно повел он плечами.
— Вы хотите сказать, что имеете свое дело?
— В некотором роде.
— А оно достойное?
Ее вопрос заставил Чарльза весело улыбнуться.
— В высшей степени достойное, — заявил он, — но если я все сразу расскажу, то нам больше не о чем будет говорить, а впереди еще долгий путь.
— Может, вам мой вопрос покажется странным, но мне очень важно, услышать ответ. Раз уж меня доверили заботам совершенно незнакомого мне человека, вполне естественно, что я хочу знать о нем как можно больше.
Он иронически поднял бровь.
— Так уж и все? — вкрадчиво уточнил он, и Марии показалось, будто в нем проснулся спящий зверь.
Не ожидая такой реакции, она смутилась и отвела взгляд в сторону, но затем справилась с собой и снова прямо посмотрела на него.
— Не хочу вас обидеть, но я вас совсем не знаю, как же мне узнать, могу ли я вам доверять?
— Чего именно вы опасаетесь? Что я не достоин чести сопровождать вас в Англию?
— Мою осторожность можно понять. Будь вы на моем месте, разве вы не потребовали бы каких-то гарантий своей безопасности? Мне непонятно, с каких это пор деловой человек рискует своей жизнью, прибыв в страну, раздираемую бунтами и мятежами?
— А если у него здесь родственники, за судьбу которых он волнуется?
— Ваша семья живет во Франции?! — удивленно распахнула она глаза.
— На юге — на Лазурном Берегу. Моя мать француженка.
— Вот в чем дело! Теперь понятно, откуда у вас такое отличное владение французским. Вам удалось повидаться с родными?
— Да.
— С ними все в порядке?
— Когда я уезжал, все были живы и здоровы. — Он нахмурился. — А теперь — кто знает!
— Почему? Чего вы боитесь?
— Они принадлежат к аристократии. А одно это может привести их к гибели, впрочем, как и меня. Если обнаружат, что я помогал людям, подозреваемым в сочувствии роялистам, меня осудят на жестокую смерть. Сейчас во Франции жизнь дворянина ничего не стоит. Я думаю, что все дворянство и богатые буржуа обречены на гибель, если останутся в стране.
— И ваша матушка?
— К счастью, ей это не грозит — она живет в Англии.
— А у вас есть братья или сестры во Франции?
Он покачал головой:
— У Меня две сестры, и обе вышли замуж за англичан и живут в Англии.
— И… вас тоже ждет жена в Англии?
Он засмеялся и хлопнул себя по колену:
— Нет. А этот вопрос был очень важен для получения ваших гарантий?
Мария смущенно улыбнулась:
— Простите. Ваш упрек справедлив. Видите ли, я так долго не разговаривала с англичанами, если не считать тетушки и Констанс, что совсем забылась.
Чарльзу очень нравилась улыбка Марии Монктон — она вспыхивала у нее в глазах и освещала лицо, придавая ему особую пленительность. Девушка все больше интересовала его, но он этого не показывал. Как ни соблазнительно было воспользоваться ее юной неопытностью, приходилось думать о той цене, которую пришлось бы за это заплатить.
— Пожалуйста, не затрудняйте себя извинениями. Я вовсе не обижен. Даже напротив: хотя наш путь в Англию будет долгим и трудным, теперь я вижу, что с вами не придется скучать.
— Вы сказали, путь будет долгим. И мы все время должны разговаривать только по-французски?
— Да. Чем меньше внимания мы к себе привлечем, тем будет спокойнее. И если мы в присутствии Пьера будем называть друг друга Шарль и Мари, он ничего не заподозрит.
Марию не беспокоил кучер. Его широкое лицо и простодушный взгляд говорили о доброте и честности.
— Я думаю, ему можно доверять. А вы как считаете?
Он пожал плечами:
— Кому сейчас можно доверять? Ни в ком нельзя быть уверенным. Впрочем, он производит впечатление надежного человека, кроме того, он обрадовался возможности заработать. Это его экипаж, я заплатил ему приличные деньги и пообещал добавить, если он благополучно доставит нас в Кале.
— Чарльз, я вам очень благодарна. Скажите, у вас есть еще какие-нибудь причины помогать мне — помимо того, что наши отцы были друзьями?
— Да, у меня есть личная причина почитать память сэра Эдуарда.
— Вот как?
— Он спас нам жизнь — мне и моей матери. Это случилось во время сезона дождей, когда мы с
