почти такой же белый, как Фиалк.
— Король пришёл… появился, — сказал усатый стражник с благоговейным трепетом. — Случилось чудо… Он пришёл, будто отлучался совсем ненадолго… И тогда мы всё вспомнили и всё поняли. И тогда…
Голос его задрожал и прервался.
Гарольд и Уйма молчали. Нам не нужно было разговаривать — они просто были здесь, и я понимала без слов, о чём они думают и как горечь в их душах борется с надеждой.
Вдруг на плиты двора упала тень.
Все мы одновременно вздрогнули. Тень превратилась в точку. Бесшумно, как бумажная фигурка, с неба спланировал Оберон. Его сапоги, коснувшись плит, подняли облачко пыли. Корона горела тусклым золотом, жёлтый обруч, как и вчера, был надвинут низко на лоб.
Все вдруг задвигались. Александр бросился вперёд, Уйма прокашлялся, засуетились стражники. Гарольд положил руку на моё плечо — будто ища опоры.
— Ну что, — буднично начал Оберон, входя в тень шатра, — дело наше очень интересное. Эта тварь ещё большая, хоть и здорово потрёпанная… честно говоря, я не понимаю, как вам удалось, господа маги, так её поранить.
— Эта тварь? — вырвалось у меня.
— Саранча, — Оберон обежал глазами собравшихся.
Принц всё ещё стоял за его плечом, будто желая что-то сказать и не решаясь. Хмурой горой высился Уйма. Гарольд опустил белую голову.
— Мы догадались, — пробормотала я. — Но не сразу.
— Ага. Это не люди, не животные, не ходячие мертвецы. Это даже не огромная амёба, хоть и похожа чем-то. Это страшная сказка, порождение больного мира. О чём забыли, перестаёт существовать, во что верят — возникает из небытия. Если бы мы могли сейчас не верить в Саранчу…
— Но колдовство сильнее нас, — невпопад сказал принц. — Невозможно противиться тому, что сильнее!
Оберон внимательно на него посмотрел. Принц стушевался.
— Если бы никто не верил сейчас в Саранчу, — продолжал король, глядя на Александра, — она растаяла бы сама собой…
— Как можно не верить в стрелу, которая торчит у тебя в горле? — пробормотал Гарольд.
Оберон улыбнулся.
Впервые после своего возвращения он улыбнулся; улыбка совершенно его изменила. Я узнала его окончательно, и только в этот момент — когда он улыбнулся — поняла, что всё закончится хорошо.
— Можно. Но трудно. Поэтому сейчас мы сделаем вот что…
Он на секунду задумался. Посмотрел на Фиалка. Перевёл взгляд на Гарольда, потом на меня.
— Господа маги дороги… Я прошу вас на короткий совет.
Как только он это сказал, Уйма кивнул лохматой головой и отошёл к крыльцу замка. Там стояла, кутаясь в шкуру, принцесса Филумена — с каждой минутой делалось жарче, а она всё куталась в вытертый мех, и Уйма шёл через весь двор прямо к ней.
Стражники, поклонившись, отошли к бочке, где блестел под солнцем Фиалк. Один только принц Александр дольше всех не мог понять, что ему пора удалиться, — и в конце концов отошёл, спотыкаясь и оглядываясь, будто ждал, что его позовут обратно.
Мы остались под тенью шатра — я, Гарольд и Оберон. Совет магов. У меня на секунду дыхание перехватило.
— Вы, двое, — тихо сказал Оберон. — Сказать, чем вам обязано Королевство? Не скажу, вы сами знаете. Сказать, чем я вам обязан?
Он вдруг поморщился, как от боли. Как вчера, когда срывал с себя оплетающие его красные нитки.
— Это не так, — глухо заговорил Гарольд. — Ваше величество… Это сделала Лена. И… — Он запнулся. — И некромант по имени Максимилиан, из-за Ведьминой печати. А я забыл вас, как все. Я слишком увлёкся делами, заботами… Семьёй, воспитанием сына, бытом, мелочами, обыкновенными вещами, которые привязывают человека к обыденному миру… Я забыл вас, я перестал быть частью Королевства.
Я быстро поднесла к глазам руку с растопыренными пальцами. Когда-то король научил меня различать людей, которые принадлежат Королевству, — и всех остальных. Караван шёл по дороге из города, и в толпе у обочины стояла Эдна, я увидела её — в тот момент она всё ещё принадлежала Королевству…
Я посмотрела на Гарольда в страхе, что он говорит правду и, глядя волшебным зрением, я его не увижу. Но он стоял здесь, в тени шатра, и белые волосы падали ему на лицо.
— Гарольд, — голос Оберона вдруг сделался очень тёплым, — дружище. Такие, как ты, остаются частью Королевства, даже если они днём торгуют в лавке сыром, а вечером нянчат дюжину сопляков. Ты забыл — но ты ведь вспомнил! И не огорчай меня своим виноватым видом: я виноват куда больше, но не ношу ведь чёрное и не заливаюсь слезами!
Он снял перчатку и протянул Гарольду ладонь. Они стояли почти минуту, сжимая руки и глядя друг другу в глаза. У крыльца Уйма стоял, положив лапищи на хрупкие плечи Филумены; принц Александр переминался с ноги на ногу и смотрел в сторону.
— Далеко успели уйти обозы? — тихо спросил Оберон. — Женщины, дети?
— Далеко, — Гарольд кашлянул. — Я надеюсь.
— Эта тварь может быть опасна в агонии. Ланс затопил город, разлился очень широко, держит оборону… но ему тяжело. И ещё меня тревожит один человек… Короче говоря, или мы покончим с Саранчой быстро — или это обернётся новыми бедами.
— Значит, покончим быстро, — тихо сказала я.
Оберон искоса на меня посмотрел.
Это бы особенный взгляд. У меня дух захватило.
Фиалк повернул к нам зубастую морду. Его грива висела до земли, по острым клыкам то и дело пробегал розовый длинный язык — будто Фиалк точил зубы перед боем. Оберон, ни слова не говоря, подсадил меня в седло — мои ноги повисли, не касаясь стремян.
Я умею летать, но на спине Фиалка я ощутила себя… как на вершине мира. Заснеженной вершине, тем более что он был такой белый и тёплый на ощупь и косился на меня через плечо хоть и насмешливо, но по-дружески. У меня захватило дух, а тем временем Оберон вскочил на спину Фиалка за моей спиной. Конь щёлкнул крокодильими челюстями, нижние клыки поднялись торчком, как усы на старинном портрете. Не дожидаясь видимой команды, тронулся шагом через двор к воротам.
— Ничего не бойся, — тихо сказал король.
Мне и в голову не могло прийти чего-то бояться в такой компании.
Нас провожали взглядами. Гарольд несколько шагов прошёл рядом, глядя снизу вверх с надеждой, со страхом, немножко — с ревностью. Стражники салютовали мечами, Уйма потрясал палицей, принцесса Эльвира стояла на низком балконе, сцепив перед грудью пальцы…
Заскрежетали блоки. Дрогнули створки ворот, поползла вверх решётка. Створки плавно расходились, в щели между ними показался мост.
— Как раскрывать щит, помнишь?
— Да, ваше величество.
Оберон не видел, как перед замком некроманта я удерживала защиту над нашей маленькой армией. Правда, недолго и не очень надёжную… Но мне всё-таки захотелось, чтобы кто-нибудь ему об этом рассказал. Пусть не сегодня. Потом.
Створки разошлись. Я направила навершие посоха между ушами Фиалка и раскрыла невидимый зонтик. Посох дрожал в моих руках, обещая впереди опасность. Там, за стенами, ревела Саранча, этот рёв заглушал даже непрерывно трубящие рога; когда мы показались в воротах, слитный вой сделался таким плотным, что, казалось, уши прогибаются внутрь головы.
Не дожидаясь, пока мост ляжет на противоположный край рва, Фиалк пошёл на разгон. Простучав копытами по мосту, как по взлётной полосе, он оттолкнулся и взлетел. Рёв Саранчи сразу ухнул вниз, я
