пользовалась письменностью. Значит, время появления на земле Тагеса следует отнести к более раннему времени, к бронзовому веку. Именно в том времени, вероятно, следует искать корни особого отношения к лукумонам.
Возможно, сама природа Этрурии заставляла местных жителей выделить из своей среды кого-то вроде посредников между миром богов и миром людей – лукумонов. Недра таили в себе множество разнообразных полезных ископаемых. Это способствовало развитию в этих краях всевозможных ремесел, торгового обмена с весьма отдаленными народами, которые нуждались в железной и медной руде, цинке, квасцах и многом другом, чем оказалась богата земля Этрурии. Подземные богатства притягивали сюда людей. Значительная часть этрусской территории оказалась покрыта вулканическими выбросами, поверх которых постепенно образовывался плодородный слой земли. В районе Этрурии Апеннины образуют дугу, как бы прогибаясь под натиском влажных ветров Атлантического океана. Высота гор здесь весьма солидная, и они задерживали влагу. Вода стремилась обратно – к морю – и становилась одним из главных факторов, влияющих на историю Этрурии. Потоки буквально пропиливали вулканическую основу почвы. И если взглянуть на область сверху, можно увидеть, что вся она прорезана глубокими каньонами. Часто вода пряталась в толще земли, просверливая каналы, создавая озера. Вода и солнце сделали «этрусский амфитеатр» настоящим раем для растительного и животного мира, но не для человека, во всяком случае до тех пор, пока он не понял и не поставил себе на службу особенности природы этой области.
Для тех же, кто бездумно пытался изменить окружающую среду, этрусская природа приготовила немало сюрпризов. Попытки человека наладить регулярное земледелие – например, вскапывать землю или выкорчевывать лес, вызывали негативные последствия. Нарушался водный баланс, а это означало: засоление земель – они делались непригодными для земледелия; образование новых болот – распространялась малярия; мелели реки, прибрежные лагуны затягивались илом, судоходству и торговле наносился страшный удар…
История проникновения человека в этрусский амфитеатр и его приспособления к местной природе – это история борьбы с водной стихией. Вот из этого напряженного противостояния и мог родиться феномен лукумонства.
Следует отметить, что человек не спешил забираться в этрусский амфитеатр. Уже к IV–III тыс. до н. э. Апеннинский полуостров мог похвастать рядом весьма продвинутых в культурном отношении регионов. На севере, в Паданской равнине, развивалась так называемая культура террамар – земледельцев, скотоводов, металлургов. И весь юг полуострова был охвачен очагами подобных культурных образований. Явное проникновение человека в этрусский амфитеатр прослеживается археологами только с первой половины II тыс. до н. э. Тогда вся территория Этрурии оказалась во власти скотоводов. Показательно, что именно пастухи с относительно небольшими стадами благополучно интегрируются в местное природное окружение, вероятно, нанося ему минимальный вред. Представители других культур появлялись тогда время от времени, чтобы извлечь из этрусских недр спрятанные там природой минеральные богатства. То были «охотники за металлом», которых посылали в Этрурию народы Апеннинского полуострова, развивавшие свои культуры к северу, югу, западу и востоку от нее. Они добывали руду, переплавляли ее в слитки и уносили домой. Наверное, не всякий раз такие экспедиции кончались благополучно, они пресекались воинственными пастухами. Приходилось оставлять тяжелый груз, пряча его в надежные места, и не всегда удавалось за ним вернуться. До сих пор в земле Этрурии находят довольно много таких слитков.
Так продолжалось, вероятно, много веков, однако в XVII–XVI вв. до н. э. в этрусском амфитеатре появляются оседлые поселения. Жители занимаются здесь переработкой полезных ископаемых, производством из них нужных в хозяйстве предметов. И не то удивительно, что такие поселки появляются, что они прячутся в глухих местах, опасаясь своих могучих соседей… Удивительно то, что люди сумели понять местную природу, приспособиться к ее капризам. Работать на местной земле было возможно только с помощью дренажных систем. Наверное, на первых порах они были предельно примитивными. Но со временем накапливался опыт, и в эпоху развитой этрусской цивилизации местные ирригаторы умели уже практически все: строили подземные водоотводные каналы, пробивали скалы, сооружая наземные рукотворные реки, делали и многое другое. С водой они были теперь на «ты». Не было в Италии других таких специалистов, которые могли бы поспорить с этрусскими знатоками в умении находить подземные воды по внешним признакам. Для этих и других практических целей в Этрурии существовали специальные травники. Но таким премудростям надо было еще очень долго учиться, поскольку они основывались на многолетнем наблюдении уникальных особенностей этрусской природы. Вероятно, носителями знаний об этрусских водах, травах и многих других природных явлениях и становятся лукумоны.
XII в. до н. э. стал для всего Средиземноморья эпохой катастроф. Огромные массы людей, населявших Центральную Европу, двинулись на юг, сокрушая на своем пути высокоразвитые цивилизации. Погибла Ахейская Греция, воспетая Гомером страна Агамемнона и Одиссея. И на Апеннинском полуострове все было разрушено и сожжено. Однако эти толпы переселенцев так и не решились вторгнуться в этрусский амфитеатр. Снова путь им, как и много веков назад их предшественникам, преградила здешняя коварная природа.
Этруски пребывали еще в бронзовом веке, а пришельцы принесли с собой умение обращаться с железом. Они уже были земледельцами. Еще, судя по археологическим данным, пришельцы были исключительно воинственны, но, несмотря на это, остановились у границ Этрурии и оставались там длительное время – с XII по IX в. до н. э. Да и потом, когда они, очевидно, сумели приспособиться к новым условиям и начали движение внутрь амфитеатра, это движение не привело к насилию. Напротив, возник союз культур. Обитатели оседлых поселений и воинственные жители пограничных районов Этрурии образуют тандем. Некогда бесстрашные свободные пастухи, очевидно, составили базу низших слоев населения, чье положение мало чем отличалось от рабского. В результате стремительных преобразований фигура древнего лукумона в новом обществе как бы скрывается в тени. Носителем высшей власти становится правитель. Особый статус лукумона теперь присваивается им. По характерным изменениям в погребальном обряде на протяжении VIII–VII вв. до н. э. видно, как новая власть постепенно находит свое лицо в системе не только общественных отношений, но и мифологической картине мира древних этрусков. На основании изучения похоронной практики этрусков специалисты делают выводы и о представлениях, которые царили в этом обществе, в отношении смерти и возможности жизни после нее. Здесь следует обратиться к истории соседей этрусков – древних италийцев и греков, которые разработали стройную систему взглядов на эту проблему. Оказывается, что между взглядами этрусков и, к примеру, италийских греков-колонизаторов существует множество параллелей.
Традиционно считается, что именно юг Италии, колонизованный греками, был зоной распространения орфико-пифагорейских представлений. Ключевым пунктом и орфического, и пифагорейского учений была вера в переселение душ и загробный суд, после которого душа либо возвышалась над своим прежним положением, либо низводилась ниже. Имея общий «фонд идей», орфики и пифагорейцы обращались с ним по-разному. Орфики, подобно многим другим представителям тайных, мистических учений, противопоставляли себя всем остальным людям, помышляя прежде всего о личном спасении. У пифагорейцев же пассивная вера в бессмертие, характерная для орфиков, преобразуется в уверенность в том, что на цепочки переселения души можно оказать воздействие еще в процессе преображения душ, влияя таким образом и на конечный итог функционирования Вселенной.
Было ли в греческой Италии нечто орфическое до появления здесь Пифагора (ок. 540–500 гг. до н. э.)? Всеми античными авторами признавалось, что Пифагор, чужак для Италии, появляется здесь уже как сложившийся реформатор. Все версии античных биографов знаменитого мыслителя описывают его путешествия по белу свету вплоть до поселения в Италии. Но вот относительно маршрутов этих странствий мнения биографов расходятся. Наибольший интерес представляют те источники, которые связывают Пифагора с Этрурией.
Источники часто противоречат друг другу. Одни склонны считать Пифагора пропагандистом своих идей в Этрурии. Так, у Пифагора, оказывается, были ученики, выходцы из Этрурии и Центральной Италии. Самый знаменитый из них – второй римский царь Нума Помпилий. Кстати, устанавливаемые им порядки в собственном государстве очень сильно напоминали этрусские.
Другие стремятся самого Пифагора сделать этруском. Так, например, говорили о тирренском происхождении Пифагора, а в грекоязычных источниках тирренами, как мы уже знаем, именовали этрусков. В этрусском городе Кортоне показывали «Гробницу Пифагора» – некое архитектурное сооружение, вокруг
