Пряные ночи

Да лишусь любви я, коль скверное я задумаю!
Пусть любовь наскучит, иль будет сердце неискренно!»

И произнес ифрит слова еще одного поэта:

«Опустел их стан и жилища их в долине,
Я повержен, и злодей мой удалился.

Я пьян вином любви моей, и пляшет
В глазах слеза под песнь вожака верблюдов.

Стремлюсь я к счастию и близости, уверен я,
Что блаженство лишь в Будур найду счастливейшей.

Не знаю я, на что из трех бед сетовать,
Перечислю, вот послушай, сосчитаю я:

На глаза ее меченосные иль на стан ее,
Что копье несет иль кудрей ее кольчугу.
Она молвила (а я спрашивал о ней всякого,
Кого встречу я из пеших и оседлых):

«Я в душе твоей, так направь же взор в ее сторону
И найдешь меня». И ответил я: «Где душа моя?»»

Услышав от ифрита эти стихи, Маймуна сказала: «Отлично, о Дахнаш. Но кто же из них двоих лучше?» — «Моя возлюбленная Будур лучше, чем твой возлюбленный», — ответил ифрит. И Маймуна воскликнула: «Ты лжешь, проклятый! Нет, мой возлюбленный лучше, чем твоя возлюбленная!» — «Моя возлюбленная лучше», — возразил Дахнаш. И спорили они до тех пор, пока Маймуна не закричала на ифрита и не захотела броситься на него.

Тогда Дахнаш смирился и смягчил свои речи, сказав: «Пусть не будет мучительным поиск истины! Прекратим твои и мои речи. Каждый из нас свидетельствует, что его возлюбленный лучше. Значит, нужно найти того, кто установит между нами примирение, и мы положимся на все, что он скажет». — «Я согласна на это», — отвечала Маймуна.

А затем она ударила рукой о землю, и из недр вышел ифрит — кривой, горбатый и шелудивый, с глазами, прорезанными вдоль лица. На голове у него было семь рогов и четыре пряди волос, которые спускались до пят. Его руки были как вилы, ноги, как мачты, ногти, как когти льва и копыта — как у дикого осла. И когда этот ифрит появился и увидал Маймуну, он поцеловал перед ней землю, а потом встал, заложив руки за спину, и спросил: «Что тебе нужно, о госпожа, дочь царя?» — «О Кашкаш, — отвечала она, — я хочу, чтобы ты рассудил меня с этим проклятым Дахнашем». И затем она рассказала кривому ифриту всю историю от начала до конца. Тогда Кашкаш посмотрел на лица юноши и девушки, спавших в обнимку, и увидел, что равны они по красоте и прелести своей. И марид Кашкаш, будучи не в силах оторвать от них взгляда, подивился их красоте и прелести. Затем он обернулся к Маймуне и произнес такие стихи:

«Посещай любимых, и пусть бранят завистники —
Ведь страсть разрушить не может завистливый,

И Аллах не создал прекраснее в мире зрелища,
Чем влюбленные, что в одной постели лежат вдвоем,

Обнялись они, и покров согласия объемлет их,
А подушку им заменяют плечи и кисти рук,

И, когда сердца заключат с любовью союз навек —
Знай, что люди тогда по железу бьют, по холодному,

И коли дружит хоть один с тобой, то он — прекрасный друг:
Так проведи же жизнь с подобным другом и счастлив будь,

О хулящие за любовь влюбленных, возможно ли
Исправление тех, у кого душа испорчена?

О Владыка мой, милосердый Бог, дай нам свидеться
Пред кончиною хоть на день один, на единственный!»

Затем ифрит Кашкаш обратился к Маймуне и Дахнашу и сказал им: «Клянусь Аллахом, если вы хотите истины, то я скажу, что оба они равны по красоте, прелести, блеску и совершенству, и отличить их можно только по полу — мужскому и женскому. Но у меня есть другой способ: разбудим одного из них так, чтобы другой не знал, и тот, кто загорится любовью к своему соседу, будет ниже его по красоте и прелести». — «Это будет правильно!» — воскликнула Маймуна, а Дахнаш сказал: «Я согласен на это!»

И тогда Дахнаш принял образ блохи и укусил Камар-аз-Замана, а тот в испуге вскочил со сна и принялся царапать ногтями укушенное место на шее — так сильно оно горело. Юноша повернулся на бок и увидел, что кто-то лежит с ним рядом. Дыхание того существа ароматнее благоухающего мускуса, а тело мягче масла. Изумился царевич тому безмерно.

Поднявшись, он сел прямо и взглянул на то существо, которое лежало с ним рядом, и увидел, что это дева, подобная дивной жемчужине или куполу чудесного храма, со станом прямым, словно буква алиф[15], высокая ростом, с выдающейся грудью и румяными щеками. Как сказал про нее один поэт: