— Вы что, пирог печете?
Коут, который деловито защипывал кромку, поднял голову.
— Нет, пирожки. А что?
Хронист открыл было рот, подумал и снова закрыл. Его взгляд метнулся к мечу, который висел на стене за стойкой, серый и безмолвный, потом к рыжеволосому человеку, который по-прежнему старательно защипывал пирожок.
— И с чем же пирожки?
— С яблоками.
Коут выпрямился и принялся аккуратно накалывать готовые пирожки вилкой.
— А вы знаете, как сложно испечь по-настоящему вкусные пирожки?
— Вообще-то нет… — признался Хронист, потом с тревогой огляделся по сторонам. — А помощник ваш где?
— Да бог знает, где его может носить, — сказал трактирщик. — А ведь это достаточно непросто. Я имею в виду, печь пирожки. Можете себе представить, оказывается, там столько тонкостей! Вот хлеб испечь несложно. Суп сварить несложно. Пудинги там всякие. А пирожки — это сложно. А ведь ни за что не подумаешь, пока сам не возьмешься их печь.
Хронист неуверенно кивнул, не зная, чего от него ждут, сбросил с плеча портфель и уселся за ближайший столик.
Коут вытер руки фартуком.
— Когда давишь яблоки на сидр, потом остается такая влажная масса, знаете?
— Мезга-то?
— Мезга-а! — с глубоким облегчением повторил Коут. — Так вот как это называется! А что с ней делают после того, как весь сок отжат?
— Ну, из виноградной мезги можно сделать слабое вино, — сказал Хронист. — Или масло, если ее у вас много. А яблочная мезга практически ни на что не годится. Можно использовать ее как удобрение или как мульчу, но и то и другое получается так себе. Обычно она идет на корм скоту.
Коут кивнул. Лицо у него было задумчивым.
— Вот и мне так казалось, что вряд ли ее просто выбрасывают. Здесь все идет в дело так или иначе. Мезга… — повторил он снова, как будто пробуя слово на вкус. — А то я уже два года мучаюсь, не могу узнать, как это называется.
Хронист посмотрел на него озадаченно.
— Да вы могли бы спросить у кого угодно, это все знают!
Трактирщик нахмурился.
— Ну, раз все это знают, значит, спрашивать мне было нельзя ни в коем случае!
Где-то хлопнула дверь, послышался беззаботный, залихватский свист. В дверях кухни появился Баст, в руках у него топорщилась охапка ветвей остролиста, завернутая в белую простыню.
Коут угрюмо кивнул и потер руки.
— Отлично! Теперь мы, значит… — тут его глаза сузились. — Ты что, взял хорошую простыню?!
Баст взглянул на сверток.
— Ну-у, Реши, — ответил он, — зависит от ситуации. У тебя есть похуже?
Трактирщик гневно сверкнул было глазами, потом вздохнул.
— Ладно, думаю, это неважно…
Он вытянул из свертка одну длинную ветку.
— И что теперь с этим делать?
Баст пожал плечами.
— Сам не знаю, Реши! Я только знаю, что, когда ситхе выезжали на охоту за кожаными плясунами, они надевали венки из остролиста…
— Нет, расхаживать в венках из остролиста мы не можем, — решительно ответил Коут. — Разговоры пойдут…
— А мне плевать, что там подумает местное мужичье! — проворчал Баст, принимаясь сплетать вместе несколько длинных гибких веток. — Когда плясун забирается в твое тело, ты становишься все равно что марионетка. Они могут заставить тебя откусить себе язык, если захотят!
Он приложил к голове наполовину сплетенный венок, примерил, наморщил нос.
— Ой, колется!
— В легендах, которые я читал, — заметил Коут, — говорится, что остролист также заточает их внутри тела, не давая выйти наружу.
— А что, разве нельзя просто носить на себе железо? — спросил Хронист. Двое, стоявшие за стойкой, удивленно воззрились на него, как будто почти забыли о его существовании. — Ну, в смысле если это фейелинг…
— Не надо так говорить! — с презрительной миной перебил его Баст. — «Фейелинг» звучит ужасно по-детски. Просто — «существо из фейе». Фейен, если хотите.
Хронист немного поколебался, затем продолжал:
— Короче, если эта тварь проникнет в тело того, кто носит железо, ей ведь станет плохо, верно? И тогда она просто покинет тело, и все.
— Они могут заставить-тебя-откусить-себе-язык, — с расстановкой повторил Баст, как будто говорил с на редкость глупым ребенком. — Как только они окажутся внутри тебя, они могут твоей собственной рукой вырвать тебе твой собственный глаз так же легко, как ты срываешь ромашку. С чего ты взял, что они не могут заставить тебя снять браслет или, там, кольцо?
Он тряхнул головой и снова опустил глаза, вплетая в венок новую ярко-зеленую ветку.
— К тому же будь я проклят, если стану носить железо!
— Но если они могут покидать тело, — спросил Хронист, — отчего эта тварь просто не покинула тело того человека вчера вечером? Почему она не переметнулась в одного из нас?
Повисла длинная пауза. Наконец Баст сообразил, что оба его собеседника смотрят на него.
— Это вы у меня спрашиваете? — он скептически расхохотался. — Понятия не имею! Анпауэн! Последнего из плясунов выследили и убили сотни лет тому назад. Задолго до моего рождения. До меня дошли только легенды!
— Тогда откуда мы знаем, что она этого не сделала? — спросил Хронист медленно, словно ему не хотелось об этом говорить. — Вдруг она до сих пор здесь?
Он напряженно застыл у себя на стуле.
— Откуда нам знать, вдруг она сейчас в одном из нас?
— Похоже, она все-таки сдохла, когда умерло тело наемника, — сказал Коут. — Мы бы увидели, как она покидает тело.
Он покосился на Баста.
— Они ведь, кажется, выглядят как темная тень или столб дыма, когда находятся вне тела, верно?
Баст кивнул.
— И к тому же, если бы она выскочила наружу, она бы просто принялась снова убивать уже в новом теле. Обычно они ведут себя именно так. Переходят из тела в тело, пока все не погибнут.
Трактирщик успокаивающе улыбнулся Хронисту.
— Вот видите? Может быть, это даже не был плясун. Просто нечто подобное.
Вид у Хрониста был почти безумным.
— Но мы же не знаем наверняка! Она сейчас может быть в ком угодно, в любом из жителей городка!
— Ага, может, она вообще во мне, — небрежно заметил Баст. — Может, я только и жду, пока вы утратите бдительность, а потом возьму и укушу вас в грудь, прямо напротив сердца, и выпью из вас всю кровь. Высосу, точно мякоть из сливы!
Хронист поджал губы.
— Не смешно!
Баст поднял голову и улыбнулся Хронисту — широко, как рубаха-парень. Однако что-то с этой
