во многих отношениях они представляют собой две половинки целого. Многие черты, явно выраженные в одном, присутствовали в другом в подавленном состоянии. Если бы судьба, рулетка времени и места, не распределила их так, как распределила, они вполне могли бы поменяться ролями, и тогда Жан-Поль Делярош был бы благородным разведчиком, а Майкл Осборн наемным убийцей.
Примерно через час — Картер поймал себя на том, что позабыл засечь время разговора — мужчины повернули к дому.
У машины они остановились и посмотрели друг на друга через капот. Картер не знал, кто из них кто. Один что-то говорил и, похоже, требовал или доказывал, тогда как другой лениво ковырял землю носком ботинка. Когда разговор закончился, тот, что ковырял землю, протянул над капотом руку, но другой предложенного рукопожатия не принял.
Делярош опустил руку, сел в машину и, выехав за ворота, исчез в спустившейся на Шор-роуд темноте. Майкл Осборн медленно побрел к дому.
Глава сорок четвертая
АПРЕЛЬ
Вашингтон — Вена — Южный остров, Новая Зеландия
Посла Дугласа Кэннона выписали из госпиталя университета Джорджа Вашингтона необычайно жарким утром второй недели апреля. Ночью прошел дождь, но уже утром лужи быстро испарялись под лучами немилосердного солнца. На площадке собралось лишь несколько репортеров и фотографов — известно, что столичные масс-медия поражены коллективным синдромом дефицита внимания, и кому интересно смотреть на покидающего больницу старика? Тем не менее Дуглас, как говорится, попал в новости, громко, так что его услышали за стенами госпиталя, заявив, что выйдет сам и не позволит, чтобы его выкатывали на обязательной в таких случаях каталке. «Мне же в спину стреляли, черт бы вас побрал, а не в ноги», ворчал старик. Эта его ремарка и попала в вечерний выпуск новостей к удовольствию самого посла.
Первые две недели после выписки Дуглас провел в доме на Н-стрит в Джорджтауне, после чего вернулся в дорогой его сердцу Кэннон-Пойнт. Проезжающий по Шор-роуд автомобиль встречала небольшая группка доброжелательно настроенных обитателей городка. В Кэннон-Пойнте Дуглас провел остаток весны. Во время прогулок — будь то вдоль берега или по тропинкам заповедника — его постоянно сопровождала охрана. К июню, набравшись сил, посол отважился совершить морскую прогулку на «Афине». Он, правда, позволил зятю встать к штурвалу, но при этом постоянно командовал и критиковал все его действия в столь бесцеремонной манере, что в конце концов Майкл не выдержал и пригрозил выбросить крикуна за борт.
Друзья настаивали, чтобы Дуглас подал в отставку, и даже президент Бекуит склонялся к тому, что так было бы лучше. Но в конце июня Кэннон вернулся в Лондон и вновь занял кабинет на Гросвенор-сквер. В День независимости, 4 июля, он выступил в парламенте, а потом отправился в Белфаст, где его встретили как героя.
Как раз в день визита британские и американские спецслужбы обнародовали результаты совместного следствия по делу о покушении в Вашингтоне. В отчете говорилось, что за спиной двух террористов, мужчины и женщины, стояла Бригада Освобождения Ольстера. Отмечалось, что женщина, Ребекка Уэллс, имела отношение и к покушению в Хартли-Холле. Что же касается мужчины, то его личность установить не удалось, но имеющиеся улики позволяли сделать вывод, что сообщником Ребекки Уэллс был нанятый ее группой профессиональный убийца международного калибра.
Несмотря на предпринятые меры, арестовать террористов так и не удалось.
Через несколько часов после визита Дугласа Кэннона в Северную Ирландию на рынке у перекрестка Уайтрок-роуд и Фоллз-роуд была взорвана мощная бомба. Пять человек погибло, еще шестнадцать получили ранения. Ответственность за взрыв взяла на себя Бригада Освобождения Ольстера. В ту же ночь придерживающаяся крайних взглядов республиканская группировка, называющая себя Ячейкой Ирландского Освобождения, провела ответную акцию, взорвав в центре Портадауна груженый взрывчаткой автомобиль. Группировка пообещала продолжать атаки до тех пор, пока соглашения Страстной пятницы не будут похоронены.
На протяжении многих недель по коридорам Лэнгли бродили слухи о перетряске на Седьмом этаже. Моника уходит, уверенно заявляли одни. Моника вечна, столь же уверенно отвечали другие. Моника лишилась расположения президента. Монику вот-вот назначат государственным секретарем. Наибольшей популярностью среди клеветников пользовался слушок о том, что Моника перенесла серьезное нервное потрясение. Что у нее расстройство психики. Бред и галлюцинации. Что в приступе ярости она даже попыталась расколотить в щепки драгоценную мебель красного дерева.
В конце концов эти слухи достигли ушей «Вашингтон Пост». В помещенной на первой полосе пространной статье специальный корреспондент газеты, опровергнув самые злобные инсинуации злопыхателей, все же признал, что Моника Тайлер утратила доверие сотрудников Управления, баронов мира спецслужб и даже самого президента. В тот же день, позируя с группой школьников в Розовом саду, Джеймс Бекуит воспользовался удобным случаем, чтобы заявить, что Моника Тайлер сохраняет его «полное доверие» и пользуется «неизменной поддержкой». В переводе с вашингтонского на простой английский это означало, что дни ее сочтены.
Со всех сторон ей досаждали просьбами об интервью. Ее хотели видеть в программе «Встреча с прессой». Тед Коппель лично приглашал Монику в свою «Ночную строку». Посланница самого Ларри Кинга пыталась докричаться до Моники через головы охраны у ворот штаб-квартиры. Все они получили отказ, а в качестве ответа Моника выступила с письменным заявлением, в котором говорилось, что она всегда с радостью служила президенту и, если такова будет его воля, останется на своем посту.
Но удар уже был нанесен. На Седьмой этаж обрушилась зима. Двери наглухо закрылись. Остановилась циркуляция бумаг. Наступал паралич. А мельница слухов все молола и молола. Моника закрылась у себя. До Моники не достучаться. Монике конец. Труляля и Траляля почти не показывались на людях, а когда все же выскальзывали из кабинетов, то передвигались по коридорам с опаской обложенных охотниками серых волков. Что-то надо делать, озабоченно твердили все. Так больше продолжаться не может.
Наконец в июле Моника собрала сотрудников Управления и объявила, что уходит. Прозвучала даже дата — 1 сентября. Она сообщает о своем намерении заранее, чтобы президент Бекуит — которым она восхищается и которому имела честь служить — имел достаточно времени, чтобы подобрать преемника. А пока в руководстве произойдут некоторые перемены. Новым исполняющим обязанности директора станет Эдриан Картер. Его место на посту главы Контртеррористического центра займет Синтия Мартин. Заместителем директора по оперативным делам будет Майкл Осборн.
Осенью Моника Тайлер исчезла с горизонта. Фирма, в которой она работала раньше, звала ее назад, но Моника сказала, что хочет немного отдохнуть, прежде чем возвращаться на Уолл-стрит. Ее потянуло в путешествия — на Седьмой этаж поступали отчеты о ее передвижениях. По данным наблюдения, Моника путешествовала одна — ни друзей, ни семьи, ни любовников — и не вступала ни в какие подозрительные контакты. Ее видели в Буэнос-Айресе. На сафари в Южной Африке. В акваланге на Красном море — в Лэнгли эта новость наделала немало шума, никто и не подозревал, что она такой опытный дайвер. В ноябре агент венской резидентуры ЦРУ сфотографировал Монику сидящую в одиночестве в неуютном, холодном кафе на Стефанплатце.
В тот же вечер, когда Моника Тайлер возвращалась в отель после обеда, в узком пешеходном переулке неподалеку от собора святого Стефана перед ней появился незнакомец. Был он среднего роста,
