по всему Египту сосредотачивалась в руках начальников французских гарнизонов, при которых действовал диван из наиболее состоятельных и именитых египтян. Местное духовенство пользовалось неприкосновенностью. Был упорядочен сбор податей, организованы натуральные поставки во французскую армию, охрана торговли и частной собственности. Имения бежавших из страны беев передавались французам. Новая система управления не исключала бесцеремонности при отъеме денег у богатых граждан и жестокой расправы с непокорными жителями. В целом французы не нашли столь же живого участия в среде совершенно забитых крестьян-феллахов, как у итальянцев в Ломбардии. В Египте то и дело вспыхивали мятежи против непрошеных европейских гостей. Предвестником больших несчастий стал разгром французского флота у Абукира, который последовал в результате сражения 1 августа с флотом вновь появившегося у берегов Африки Нельсона. Весть о том, что на родину возвращаться больше не на чем, произвела удручающее впечатление на страдающих от жары и болезней солдат Наполеона.
Тем временем турецкий султан отправил в Египет войска через Сирию. Бонапарт, узнав об этом, двинулся им навстречу. Сирийский поход французов выдался гораздо более тяжелым, чем египетский. Стояла страшная жара, войскам не хватало воды, во время похода (особенно на обратном пути) чума косила ряды наполеоновских солдат. В довершение ко всем неприятностям у генерала добавились и личные. «Доброжелатели» сообщили ему о неверности Жозефины. Для Наполеона это был большой удар. Ярость сменялась минутами отчаяниями. Он писал брату в Париж: «Я разочарован в природе человека и испытываю потребность в одиночестве и уединении…»[6]
В начале марта французы после ожесточенного боя взяли Яффу. Озверевшие воины Бонапарта устроили в городе резню, не щадя стариков и детей. Сам командующий приказал расстрелять отряд албанцев, которые сдались в плен в обмен на обещание жизни. Два месяца французы провели под стенами Акра (Акки). Наполеон говорил: «Судьба заключена в этой скорлупе», однако взять эту «скорлупу» его солдатам так и не удалось. 20 мая командующий отдал приказ прекратить осаду и отойти. Далее находиться в Сирии было невозможно. Переход обратно занял двадцать пять дней и стоил французам многих жертв. Генерал приказал отдать лошадей больным и сам подал пример, проделав весь путь пешком. Люди изнемогали от жажды, бушевала эпидемия, в Египет вернулась лишь часть войска. Правда, благодаря умелым и точным распоряжениям Наполеона и его генералов армия восстанавливала боеспособность и страна все еще находилась в руках французов. Турки, попытавшиеся было вернуть Египет, 20 июля 1799 года были наголову разбиты недалеко от Абукира в дельте Нила. Французы действовали настолько слаженно, что Бонапарт сказал по этому поводу: «Эта самая прекрасная битва, которую я видел в своей жизни». Однако командующему было уже ясно, что экспедиция на Восток провалилась.
В это время в Европе против Франции уже действовала, и довольно успешно, новая, вторая коалиция. Российский полководец Александр Суворов отнял у французов Италию еще быстрее, чем ее покорил Наполеон. Рухнула система итальянских республик. Лишь предательская по сути политика австрийского гофкригсрата спасла саму Францию от вторжения на ее территорию российских войск. В Голландии тем временем французам пришлось столкнуться с английской армией герцога Йоркского. Наполеон узнал о сложившейся ситуации совершенно случайно – из бог знает как попавшей ему в руки газеты. Не факт, что именно это известие заставило Бонапарта принять решение оставить Египет, но впоследствии он и его апологеты обставляли дело именно так – генерал вынужден был отбыть из Африки, чтобы спасти Францию, вернуть ей былые позиции. «Положение вещей в Европе обязывает меня принять это важное решение… Без меня все рухнуло…» – говорил он Мармону. Тем не менее, с моральной точки зрения отъезд Бонапарта представляется довольно сомнительным.
После катастрофы под Абукиром в руках французов в Египте оставалось лишь несколько кораблей. Наполеон приказал снарядить четыре из них, на которых с небольшим отрядом 23 августа и отправился во Францию. На борту находились лучшие из его генералов. Все, кроме Клебера – талантливого военачальника, которого Наполеон оставил в качестве своего заместителя, с полномочиями командующего армией в Египте. Записку с соответствующим приказом Клеберу передали, когда корабль Бонапарта уже отчалил от берега, и есть свидетельства того, что тот, кому адресовалось письмо, был охвачен справедливым негодованием. Сейчас мы, пожалуй, можем классифицировать поступок героя нашей книги как что-то очень близкое к дезертирству, должностному преступлению.
Во Франции Наполеона вполне мог ждать трибунал – Директория, по всей видимости, не отдавала приказа об оставлении им Египта, не требовала его срочно в Париж. Не меньшая опасность подстерегала небольшую французскую эскадру на море – ведь все побережье Африки патрулировалось английскими кораблями, они же по сути контролировали и открытое море. Значительную часть пути корабли Наполеона проделали ночью. Удача была на стороне корсиканца. 8 октября 1799 года он с соратниками высадился на мысе Фрежюс во Франции.
Бонапарт действительно мог быть объявлен вне закона. Об этом вполне отчетливо говорят источники, описывающие заседание Директории, члены которой узнали о его высадке на юге страны. Однако победила иная точка зрения – было решено устроить генералу торжественный прием. Тому были свои причины. Директория успела полностью дискредитировать себя как режим коррупционный, прогнивший и неэффективный. Потери всех итальянских приобретений директорам авторитета, понятное дело, не добавили. Промышленность и торговля пришли в полный упадок, казна была расхищена, на дорогах страны хозяйничали разбойничьи шайки, Вандея находилась под контролем мятежных шуанов[7], чиновники беспокоились только о своем кармане и совершенно не опасались центральной власти или судебного преследования. Многие французы мечтали о сильной власти, возможно, диктаторе, который наконец навел бы в стране порядок. Кроме того, буржуазия и зажиточные крестьяне имели все основания опасаться, что при таком неблагоприятном развитии событий на фронтах не за горами реставрация, а следовательно, ликвидация достигнутых буржуазией в предыдущие годы результатов, возвращение частной собственности феодалам и т. п. Директория подвергалась нападкам и со стороны рабочих, потерявших значительную часть прав после Термидора, и со стороны остатков левых политиков, ностальгировавших по революционным временам.
Когда Наполеон вернулся во Францию, одним из двух главных лиц в Директории был Эмманюэль Жозеф Сиейес. Бывший аббат, прославившийся в свое время благодаря политическим брошюрам о правах сословий, входил попеременно во все законодательные органы, созданные революцией и термидорианцами, в которых, как правило, хранил многозначительное молчание[8]. Завоевав авторитет скорее закулисными интригами, нежели реальными достоинствами, Сиейес научился ждать и, кажется, в 1799 году дождался своего часа. Он явно хотел укрепить свое положение и избавиться от контроля со стороны других членов Директории и законодательных советов. А для этого ему нужна была «шпага». Исследователи утверждают, что среди возможных кандидатов директор рассматривал и молодого генерала Жубера, и перешедшего на сторону роялистской эмиграции героя 1789 года Лафайета. Жубер, к несчастью, погиб в первые же минуты боя с суворовской армией при Нови, выбор же Лафайета означал возвращение порядков, против которых выступало большинство населения Франции. Третьим кандидатом стал Наполеон Бонапарт. Имея это в виду, а также понимая, что генерал популярен, Сиейес и не дал объявить его вне закона.
В первый же день по прибытии в Париж Наполеон нанес визит в Директорию. Неудобных вопросов о причинах отъезда из Египта ему не задавали. Затем генерал два дня посвятил решению личных проблем. Состоялось тяжелое объяснение с Жозефиной, которую Бонапарт в результате все же простил. А вскоре в особняк на улице Шантерен потянулись гости: банкиры, желавшие стабильности, политики, видевшие себя в правительственных креслах, скрытые роялисты, бывшие якобинцы, военные… Все указывает на то, что Наполеон занимал все более прочное место в планах самых разных людей на ближайшее политическое будущее. По свидетельствам современников, генерал в то время мало говорил, предпочитая слушать. Не факт, что крылатая фраза, приписываемая Наполеону: «Помогите мне вырвать Францию из рук этих адвокатов», в действительности была произнесена. Но в некоторых листовках уже прямо задавали вопрос: какая роль лучше подойдет прославленному военному – Кромвеля или Монка [9], военного диктатора или отца реставрации?
Среди тех, кто в первые две недели брюмера (октября-ноября) 1799 года готовил смену государственного строя, особо важную роль играли хитрые интриганы Талейран и министр полиции бывший якобинец Фуше. Но и сами директоры понимали, что дело идет к перевороту в пользу Бонапарта. Двое из них принимали самое непосредственное участие в заговоре, да и Баррас, вероятно, знал о нем
