– Нет. Остаюсь здесь. Не побегу, поджав хвост.
– Тебе только семнадцать, Делвин.
Все это Такер много раз повторял раньше, надеясь переубедить мальчика.
– Многие, ничуть не старше меня, сражались и умирали за Юг.
Такер почувствовал, что теряет терпение:
– И что принесло нам все это кровопролитие? Крах. Горечь. Бедность.
– И причина всему – янки.
– Нельзя во всем винить только их.
Такер отвечал, не прислушиваясь к тому, что говорит. В конце концов, это всего лишь слова. В глубине души он сознавал – слишком поздно. Слишком поздно для Делвина. Слишком поздно для отца. Слишком поздно для них всех.
Угольно-черные глаза Делвина бешено сверкнули.
– Когда мы снова увидимся, я передам тебе документы на право владения «Туин Уиллоуз».
Плечи Такера устало опустились, словно в нем не осталось больше сил бороться и возражать. Он страстно хотел, чтобы между ним и братом возродилась былая близость… Но слишком много лет прошло, слишком много битв пережито…
– Только не позволяй ненависти ослепить себя, Делвин. Бессмысленно биться головой о кирпичную стену; этим ты лишь ускоришь собственную гибель. И когда, наконец, увидишь, что не можешь выиграть, прошу, умоляю, забудь о гордости и приезжай к нам в Айдахо.
Такер, помолчав, оглянулся на мать и младших брата и сестру.
– Ты не попрощаешься с ними?
– Я уже сделал это. Нет смысла тянуть. Такер кивнул и быстро направился к экипажу.
– Мы никогда не вернемся? – со слезами в голосе спросила семилетняя Фиона.
Такер поцеловал спадавший на лоб темно-рыжий локон:
– У нас будет новый красивый дом на Западе, Фиона. Подумай только, сколько приключений нас ожидает! А как только устроимся, купим тебе пони и достанем котенка.
– Котенка? В самом деле, Так?
– Обещаю.
Так поднял девочку, устроил на кожаном сиденье и взглянул на девятилетнего брата Нила.
По контрасту с гневом Шеннон, горечью Делвина и слезами Фионы, лицо Нила выражало одно лишь возбуждение. Сверкая черными глазами, он спросил:
– Можно я сяду с Моузом? Хоть ненадолго? Он умоляюще смотрел то на мать, то на брата:
– Пожалуйста, Моуз не будет возражать. Правда, Моуз?
Кучер – уже не раб, он все-таки больше чем просто слуга, – покачал седеющей головой и улыбнулся:
– Он может ехать со мной до самого Нового Орлеана, пока не придет время расставаться.
– Ну что ж, тогда, полагаю, все в порядке, – улыбнулся Такер, взъерошив черные как смоль кудри мальчика. – Взбирайся на козлы.
Нил, тоже расплывшись в улыбке, вскарабкался на козлы, по-мальчишески равнодушный к драматизму момента. Такер от души пожалел, что не может так же легко относиться к происходящему, и, не в силах сдержаться, вновь повернулся к матери. Морин в последний раз посмотрела на здание из красного кирпича, бывшее домом для трех поколений Бренигенов. Такер проследил за взглядом матери.
– Мы действительно никогда больше не увидим «Туин Уиллоуз»[1], сынок? – тихо спросила она.
– Да, мама, никогда.
– Все равно название теперь не подходит, ведь ив больше нет. Помню ясно день, когда их срубили. Стояла ужасная жара. Ты сражался с генералом Ли в Виргинии, а отец и Грейди были в Атланте. Явились янки и взяли все, что не было прибито гвоздями к стенам и к полу, а остальное поломали и сожгли. И заодно они уничтожили ивы.
Руки Такера чуть крепче сжали хрупкие плечи матери. Он знал: настало время распроститься с горечью, как уже было сказано Делвину. Но иногда…
– Фаррел всегда говорил, что когда-нибудь мы посадим новые.
– Обязательно, – кивнула Морин, чувствуя, как судорожно сжимается горло. – Только не здесь.
Взгляд матери скользнул дальше, к тому месту, где находилось семейное кладбище.
– Война изменила твоего отца. Он был таким сильным, веселым и добрым… Я навсегда запомню Фаррела таким.
Она коснулась платочком носа:
– Твой отец… Грейди… Как больно оставлять их здесь. Ты так и не увидел, как вырос твой брат. Ты и Грейди…
Морин смолкла, глотая слезы.
