направлены уже не против испанской короны, а против жестокости филиппинского классового общества конца 60-х годов.
Можно было бы назвать еще много интересных и в высшей степени актуальных пьес, таких, например, как «Крещение огнем и кровью» Лапеньи Бонифасио о революции 1898 года и трилогия «Три стихотворения о любви», повествующая о любви человека в юности, в зрелом возрасте и в глубокой старости.
Сильное впечатление произвела на меня и пьеса Мауро Авены «Сакада». Сакада — это рабочий сахарных плантаций, угнетенный и бесправный, десятки лет подвергавшийся бесчеловечной эксплуатации. Уже само название пьесы — «Сакада» — это программа. Мауро Авена всем сердцем поддерживает борьбу угнетенных. Я смотрел спектакль в театре форта Сантьяго. Чтобы зритель лучше понял идею пьесы, в нее были включены песни народности висайя, а также документальные фильмы о жизни сакадов на плантациях. Люди по ходу пьесы глубоко сочувствуют сакадам, их увлекают и волнуют события, они готовы поддерживать движение за права сакадов. И в старом форте на реке Пасиг последняя фраза драмы, за развитием которой затаив дыхание вот уже более двух часов следит публика, рождает стихийное: «Да здравствуют рабочие сахарных плантаций!»
Спектакли здесь идут на тагальском языке (он же пилипино), который все больше вытесняет другие языки в общении между жителями филиппинских островов.
Само использование в театре общенационального языка вместо английского или испанского также является частью борьбы прогрессивных работников театра, которые единодушны в этом смысле с ведущими языковедами и филологами страны.
Неподалеку от форта Сантьяго находится дом доктора Понсиано Пинеды, директора Института национального языка. Он с удовольствием показывает нам свой институт, который значительно расширился в последние годы. За истекшие два года в его стенах — теперь доктор может с полной уверенностью сказать об этом — изучены все языки страны. Институт разместился в одноэтажном здании. Весь день палит солнце, крыша раскалена — в небольшой комнатке со столами, заваленными бумагами, невыносимо жарко. Директор извиняется за испорченный кондиционер. Однако он рассказывает так интересно, что мы забываем о жаре.
Из его слов я понял, что в институте для развития тагальского языка делается очень многое.
— Благодаря опросам, — говорит доктор Пинеда, — мы довольно точно знаем, как распределяются языки по регионам и каковы между ними различия. Институт провел неделю тагальского языка. Нам очень помогли радио и телевидение. Подумайте только, до самого недавнего времени ни на одной национальной конференции не пользовались тагальским. Он считался языком низших классов. А сегодня на конференциях оратор, желающий выступить на английском, спрашивает на то разрешение аудитории.
Директор института, по-видимому, желаемое принимает за действительное. Вчера вечером я смотрел по телевидению показавшуюся мне бесконечно долгой конференцию о работе органов юстиции и полиции, на которой выступил и президент Маркос, — все говорили только по-английски. Очевидно, директор имел в виду тенденцию развития, и в этом, исходя из собственных наблюдений, я могу согласиться с ним.
— Английский язык как средство общения, — продолжает доктор Пинеда, — между правительством и народом, а также между различными группами нашего народа, по-видимому, теряет свое значение. Конституция, правда, опубликована на английском и тагальском языках, а в случаях спорного толкования текста предпочтение отдано английскому. Внутри различных филиппинских диалектов имеются некоторые языковые аналоги, а из английского языка взята в основном разговорная лексика. Существует группа, занимающаяся созданием новых слов, но она работает не очень успешно. Некоторые слова привились, но многие еще не вошли в обиход.
Доктор Пинеда вспоминает, что во время японской оккупации официальное употребление английского языка было запрещено. Государственным языком стал тогда японский. В конечном счете это привело к тому, что все больше распространялся тагальский.
В настоящее время в институте работает 119 ученых-языковедов. В одном из отчетов за 1970 год было отмечено, что на тагальском языке говорит уже 55,4 процента населения. Однако принятая в 1974 году программа обучения главной задачей ставит преподавание в начальной школе на пилипино всех предметов, кроме математики и естествознания (которые ведутся на английском). Директор института очень просто объясняет причину, тормозящую распространение национального языка. Он полагает, что виновата в этом интеллигенция, получившая образование на английском языке в колледжах, а образование, прибавлю я, — это одна из классовых привилегий. В известной мере виноват также и регионализм, который нетагальские группы используют против пилипино.
Так или иначе, администрация правительства Маркоса стимулирует и поддерживает работу Института национального языка. Доктор Пинеда ведет меня в соседнюю комнату — нам разрешили войти в святая святых института. В небольшой холодной комнате никого нет, но круглые сутки работают два кондиционера. Здесь хранятся подготовленные к печати монографии сотрудников института. Сейчас закончен пятилетний труд над филиппинским словарем, содержащим более 90 тысяч слов, собранных на материале двенадцати основных языков и четырех языков национальных меньшинств, — наглядная картина обогащения пилипино.
— Язык, — говорит доктор, — это одно из средств борьбы против колонизаторов, действовавших у нас, как и везде, по принципу «разделяй и властвуй». Они понимали, что развитие пилипино как национального языка представляло бы для них большую опасность, ибо язык этот поможет угнетенным лучше понять, в каком бедственном положении они находятся.
У института есть и другие заботы — материальные. Много монографий лежит здесь, в «холодильнике», и ждет, пока их опубликуют, но для этого необходимы средства.
Он запирает дверь комнаты с кондиционированным воздухом, в которой хранятся ценнейшие материалы института. Выйдя на улицу, мы вновь приобщаемся к тревожному ритму повседневной жизни столичного города.
Джипни Бобби Сомала
В Киапо, в самом центре столицы, мы садимся в «рыдван» Бобби Сомала. У молодого шофера нет пассажиров — вынужденный перерыв.
Джипни — одна из достопримечательностей Манилы, и не только Манилы. Когда-то они были американскими машинами — джипами. Глядя на фантастически разукрашенные, странные средства передвижения, трудно представить себе их первоначальный вид. В щитке управления джипни Бобби Сомала вмонтированы кассетный магнитофон и динамик, который включен на полную мощность, ветровое стекло так облеплено картинками, что через него почти ничего не видно; снаружи укреплено несколько зеркал. Ко всему прочему надо добавить внушительных размеров клаксон и большую хромированную фигурку лошади на капоте. На встречных джипни я видел по нескольку таких лошадок, а на одном из них — целый табун. Кажется, Бобби Сомала посмотрел на него с завистью.
Скорость, можно сказать, бешеная. Вцепившись обеими руками в поручни, мы шепчем обычное в таких случаях «господи, пронеси», «сохрани, господи» и прочее. В машине беспрерывно мигают лампочки; в углу, внутри джипни, Бобби укрепил небольшую рождественскую елочку: праздник на носу, через несколько недель.
Рабочий день у нашего водителя начался рано утром и закончится поздно вечером. Заработок у него считается сравнительно высоким, порой ему удается наездить 20 песо в день — сумма, которая значительно превышает установленный законом для рабочих Манилы минимум зарплаты (300 песо в месяц), но и ее на жизнь не хватает.
В транспортном потоке многих районов столицы преобладают джипни, но в Макати или в Форбс- парке их вряд ли увидишь. Джипни — неотъемлемая часть рабочих кварталов столицы, а также других больших городов, и водители этих машин составляют организованный отряд филиппинского рабочего класса.
Автомобилей, переделанных из старых джипов, и новых джипни, изготовленных по образцу джипов, в
