А многие обращались друг к другу, спрашивая:
– Что он говорит? Что он говорит? – ведь испанский язык знали далеко не все.
Тогда рядом с Мануэлем встал Мьянти и начал переводить с испанского на английский, а Ольмек переводил с английского на китайский, а другие, кто тоже знал по два-три языка, переводили своим соотечественникам на французский, итальянский, русский и т. п.
– Хуже будет потому, что уже сегодня хуже! – сказал Мануэль. – Посмотрите, деревьев и кустов стало меньше!
– И рыбы тут нет, – добавил Мьянти.
– А мы, – продолжил Мануэль, – тратим последние кусты и деревья на костры! Это глупо! Мое предложение: строить плоты. Каждую ветку, каждый ствол взять на учет. Костры жечь только из гнилушек и никуда не годящихся веток. Впрочем, тонкие ветки тоже нужны – увязывать плоты.
– Что же, голодными сидеть? – спросил кто-то плачущим голосом.
– Будем есть в том виде, в каком имеем! – ответил Мануэль.
– Всухомятку? – ужаснулся тот же плачущий голос.
– Именно! – отрезал Мануэль. – Предлагаю еще: собрать все продукты, пересчитать и выдавать строго по норме.
– А чего это ты раскомандовался? – выскочил Мощный Удар. – Кто ты вообще такой? У нас есть законные правители – Ольмек и Мьянти! У нас даже король есть!
– Я отказываюсь! – тут же крикнул Вик.
– Не такое время, чтобы взваливать на моего сына всю ответственность! – поддержал Олег.
Мануэль не стал спорить:
– Мне все равно, – сказал он. – Правители так правители. Я просто предлагаю.
– Нет, дорогой Мануэль, – сказал Ольмек. – Возможно, мы были неплохими правителями в Бермудии, но тут другие условия. Вы первый предложили наилучший выход из положения – вам и руководить.
– Ладно, – кивнул Мануэль. – Ну что, тогда давайте принесем у кого что есть и посчитаем?
– Очень хорошее предложение! – крикнула Солнце-Людмила. – Давайте проголосуем. Кто за?
Бермудяне стояли и молчали.
Мануэль обводил их печальными глазами. Никто не поднял руки.
– Значит, не хотите?
– Почему? – удивился Куда Глаза Глядят. – Лично я – за.
– Так подними руку.
– А… – догадался Куда Глаза Глядят. – Я просто по привычке – мысленно.
Остальные совершили ту же ошибку: привыкнув голосовать мысленно, они голосовали в уме.
Стали подниматься руки.
Выяснилось, что все были за предложение Мануэля. Даже Мощный Удар. Правда, он, вытягивая руку, чему-то усмехался.
Бермудяне потянулись к своим лагерям и начали сносить продукты к пещере, вход в которую находился на каменистом уступе горы, над обрывом. К пещере вела узкая тропка, поэтому охранять продукты не представлялось сложным делом.
Тут случилась неприятность: китайцы, пришедшие к своему лагерю, обнаружили, что у них почти ничего нет. Они, привыкшие доверять друг другу и остальным, не догадались оставить кого-то сторожем, и вот нашелся негодяй, обокрал их.
Они вернулись к Мануэлю с печальными лицами и пустыми руками.
– Ничего, – сказал Мануэль. – То есть плохо, но – что ж делать. Помогайте другим таскать.
– Несправедливо! – закричал Мощный Удар. – Каждый вкладывает свою долю, а они ничего не вложат? А жрать будут, как все?
– Да, – ответил ему Мануэль. – Жрать, как ты выражаешься, будут, как все.
(Общались они через переводчика: нашелся человек, знающий и испанский, и язык Мощного Удара.)
– Тогда я отказываюсь от участия! – заявил Мощный Удар.
И удалился.
И потихоньку пробрался на другой берег острова, где тоже была небольшая пещерка, вход в которую закрывала нависшая трава. Именно туда он стащил все, что успел украсть у китайцев в то время, когда они шли на совещание, после этого быстро прибежав к горе и сделав вид, что давно там находится.
Плотно закусив, Мощный Удар отправился посмотреть – вдруг попадется еще что-то, что плохо лежит.
Но уже ничего плохо не лежало – везде были люди, везде кипела работа.
– Ну-ну, посмотрим, как это у вас получится, – пробормотал он.
Учетом принесенного доверили заниматься Олегу.
– Только выдавать будем даром. Без денег, – шутливо сказал ему Ольмек.
Олег улыбнулся:
– Да какие уж тут деньги…
Работали долго, до полудня – не потому, что припасов было много, просто носить пришлось со всех концов острова.
Люди заметно повеселели: общее дело согрело их души.
67. Распределение
Настало время распределения, все собрались перед тропинкой, ведущей в пещеру.
Мануэль объявил:
– По нашим подсчетам, если исходить из…
– Физиологической нормы, – подсказал Ольмек.
– Да. Если исходить из физиологической нормы на каждого, то запасов хватит на пять дней.
Послышался общий унылый вздох.
– Это не много, но и не так уж мало, – утешил Мануэль. – За два дня мы вполне успеем построить плоты. – И еще останется на три дня. Это наш шанс. Иначе – никакого. Есть вопросы?
Люди молчали. Вопросы были, но все понимали, что на них нет ответа.
– Тогда – прошу. Сначала дети и женщины!
– Какие женщины? – возмутился Жертва Рекламы. – Дети – еще понимаю, но почему женщины? Они там, – махнул он в сторону горизонта, – все время твердят о равенстве, так пусть получат это равенство! Я не согласен!
Зароптали и некоторые другие мужчины.
Мощный Удар воспользовался моментом.
– И кстати! – сказал он. – Мужчины будут строить плоты, они нужнее! Значит, их нужно накормить первыми. И по двойной норме! А некоторых вообще кормить не надо! Вот! – указал он на Дукиша Медукиша. – Старик уже отдает концы, зачем ему мучиться? Все равно он ни на что не годен. С собой его взять не получится – его сдует ветром и смоет волной!
Родственники и близкие тут же сплотились вокруг старика, полные решимости не допустить произвола.
– Этим тоже надо урезать пайки! – тыкал Мощный Удар пальцем в престарелых и больных бермудян. – На их месте я бы сам отказался от еды!
– Вот и откажись! – крикнул ему Элвис Пресли. – А на меня можете не рассчитывать, – сказал он после этого. – Я все равно уже умер. Так зачем… – И, махнув рукой, он пошел прочь.
– Элвис! Вы нужны людям! – крикнула Настя.
Он обернулся, нашел ее глазами в толпе, улыбнулся.
– Спасибо. Но себе я уже не нужен. Давно не нужен.
Тем временем Мощный Удар и еще несколько мужчин, пользуясь преимуществом физической силы, пробились вперед и оказались первыми в очереди.
Но тут, обогнув их, вперед вышли советские футболисты. Впрочем, важно не то, что они советские и что футболисты. Они были мужчины, почти у каждого на родине остались жены и дети (или сестры и уж обязательно матери), по которым они скучали. Они представили, что их жены и дети могли бы оказаться
