В 1959 г. И. А. Ефремов вынужден по болезни оставить Палеонтологический институт и его место заведующего лабораторией занимает сотрудник лаборатории, впоследствии академик, Л. П. Татаринов.
«Не знаю, — писал в те дни Ефремов своим оренбургским читателям, — удастся ли мне побывать когда-нибудь в милой сердцу Оренбургской степи, но если сердце поправится, то, может быть, и приеду года через два, проехать от Оренбурга через Горный и Шарлык в Башкирию, на старые медные рудники, которые там еще древнее, чем в Оренбургской области» [сноска]. Этой мечте не суждено было осуществиться. Врачи разрешили Ивану Антоновичу лишь поездки в Крым — в Коктебель, но затем и эти возможности сузились плаваниями на пароходе до Астрахани и, наконец, ему осталось одно Подмосковье.
Но и в этот период И. А. Ефремов продолжает работу: пишет рецензии, статьи, отзывы на диссертации, преимущественно докторские, оказывает консультации, участвует в планировании экспедиций. Он всегда в курсе событий, поддерживает постоянные контакты с советскими и зарубежными палеонтологами. Среди последних следует упомянуть англичанина Д. Уотсона, американцев А. Ромера и Э. К. Олсона. Все они многие годы переписывались с И. А. Ефремовым. Олсон перевел на английский язык «Каталог» Ефремова и Вьюшкова, опубликовал монографию о пермской фауне СССР и Северной Америки. По этой работе англоязычные палеонтологи впервые детально ознакомились с материалами и работами советских коллег. Профессор Э. К. Олсон проникся ефремовской тафономией и провел анализ условий захоронения позвоночных в пермских местонахождениях Северной Америки. Отмечая значение этих исследований для науки, в ответном слове по случаю награждения его медалью Американского палеонтологического общества 18 ноября 1980 г. он сказал: «…Главный результат был в том, что мы смогли установить по позвоночным соотношения пермских отложений США с отложениями казанского яруса СССР. Это вместе с пятью поездками в Москву открыло для меня новую главу в изучении позвоночных из пермских отложений и, что наиболее важно, принесло мне тесную дружбу с профессором Иваном Ефремовым, выдающимся палеонтологом позвоночных и писателем-фантастом. Во многих отношениях он оказал большое влияние на мои взгляды на мир, жизнь и интерпретацию палеонтологической летописи» [сноска]. Так объективно и высоко оценил совместную работу, роль и личность И. А. Ефремова американский ученый.
Формально уйдя из института, И. А. Ефремов не оставляет своей любимой науки и литературы. Он интересуется общими вопросами палеонтологии, перспективами развития науки, пишет научно-популярные статьи, критически рассматривает проблему соотношений науки и научной фантастики.
Две мемориальные статьи посвящены 100-летию со дня рождения профессора В. П. Амалицкого и 10 -летию со дня трагической смерти талантливого ученика Ефремова — Б. П. Вьюшкова. Высоко оценивая заслуги В. П. Амалицкого в отечественной палеонтологии, И. А. Ефремов подчеркивает огромное научное наследие этого ученого, послужившее бесценной основой для последующих исследований, наметившее перспективы и направления поисков позвоночных конца позднепермской эпохи. Коллекции Амалицкого, как показатель возраста и эволюционного уровня фауны стали эталонными для верхней перми СССР.
«В палеонтологии и геологии, — писал И. А. Ефремов, — большую роль играют не только ученые, в многолетних изысканиях совершающие открытия важных законов, но и ученые, открывающие как бы богатые россыпи новых фактов, — смелые 'капитаны дальних плаваний' в поисках неизведанных земель» [84]. Это сказано о В. П. Амалицком, предсказавшем и открывшем северодвинскую фауну, которая и поныне является жемчужиной отечественной палеонтологии.
Б. П. Вьюшков за свою недолгую жизнь ученого внес, как считал Иван Антонович, весомый вклад в палеонтологию позвоночных. Не без его влияния (И. А. Ефремов был научным руководителем его кандидатской диссертации) Вьюшков одним из первых в отечественной палеонтологии занялся проблемой морфологической эволюции зверозубых пресмыкающихся-териодонтов, представляющей непосредственный интерес для происхождения млекопитающих. Впоследствии это направление стало одним из основных в изучении зверообразных пресмыкающихся. И. А. Ефремов высоко ценил увлеченность Вьюшкова палеонтологией, поисками и изучением местонахождений позвоночных и на дарственном оттиске «Тафономии» Вьюшкову написал: «Тафоному № 2».
Научная биография И. А. Ефремова волей судеб символически заканчивается статьей «Космос и палеонтология», опубликованной спустя месяц после его кончины. В ней подведен итог его представлениям естествоиспытателя-материалиста и философа на эволюцию органического мира, показана роль палеонтологии в познании закономерностей и эволюции жизни. Изучение жизни исчезнувшей и современной, писал Иван Антонович, «позволяет нам понять и даже предсказать ход развития в иных мирах, на что палеонтология как наука… имеет право, пожалуй, прежде всех других наук» [93, с.102].
Жизнь Ивана Антоновича Ефремова — ученого и писателя тесно переплетена с судьбами многих людей. Ивана Антоновича связывала давняя дружба, еще со времен жизни в Ленинграде, с профессором Алексеем Петровичем Быстровым (1899–1959). Это был прекрасный морфолог, анатом и талантливый художник-график. Его работы о строении скелета низших четвероногих, о строении зубов, анатомии костной ткани, о неотении земноводных широко известны специалистам. Медик по образованию, А. П. Быстров, как вспоминал И. А. Ефремов, пришел однажды в музей посмотреть коллекцию триасовых лабиринтодонтов с Севера России и сделался палеонтологом. В 1937 г. А. П. Быстров по ходатайству АН СССР был демобилизован из Военно-медицинской академии, приехал в Москву и почти три года работал в Палеонтологическом институте в отделе низших позвоночных у И. А. Ефремова. Этот период их содружества был особенно плодотворен и вылился в совместную монографию о триасовых лабиринтодонтах-бентозухах. Она по справедливости считается отечественной классической работой по палеонтологии древнейших наземных позвоночных. Позднее именно за эту работу оба автора были отмечены почетными дипломами Линнеевского общества. В 1940 г. Быстров был избран профессором Военно-медицинской академии, во время войны работал в эвакуации, а с 1945 г. возглавлял лабораторию палеонтологии в Ленинградском университете. Многосторонне одаренный, он обладал незаурядными ораторскими способностями, любил музыку, рисовал, писал стихи. Так, хорошо известен его гимн палеонтологу, а также рисунки-реконструкции внешнего облика дейноцефалов из ишеевской фауны к монографии И. А. Ефремова.
Иван Антонович высоко ценил Быстрова как человека и ученого. После смерти А. П. Быстрова он написал: «Если сочетание его талантов было исключительно счастливым для ученого, то не менее выдающейся была его фанатическая преданность науке, преданность, доходившая до полного самозабвения. Я не встречал человека, с таким безразличием относившегося к материальной стороне жизни, так мало значения придававшего личным невзгодам и бытовому неустройству». Еще в 1947 г. И. А. Ефремов вывел образ этого ученого под именем профессора Шатрова в повести «Звездные корабли».
Прототип Шатрова — палеонтолог А. П. Быстров — не только анатом и морфолог, но и антрополог, прекрасно знающий, что «венец творения», современный человек — Homo sapiens — возник путем длительных эволюционных превращений в течение миллионов лет. Быстров, выстроив в систему палеонтологические данные, нарастил «снизу» к вершине пирамиды с современным человеком последовательные этапы эволюционных изменений позвоночных, начиная с отдаленнейших предков — кистеперых рыб. Быстров хорошо изучил строение человеческого черепа и отклонения от нормы в скелете человека. Связав воедино палеонтологическую предысторию человека с данными антропологии, он создал книгу, которую снабдил собственными иллюстрациями [сноска]. Она появилась всего лишь за год до его смерти.
Последняя глава книги посвящена человеку. В ней Быстров обобщил отмеченные многими антропологами «тенденции» к изменению человеческого скелета в обозримом промежутке времени. Художник по натуре, он не мог отказать себе в удовольствии изобразить то, к чему привело бы развитие «эволюционных тенденций», которые представлялись некоторым антропологам и биологам, в частности Д. Б. Холдейну. Так возник гипотетический скелет Homo sapientissimus — человека будущего в исполнении А. П. Быстрова. Скажем прямо, этот гипотетический потомок-сапиентиссимус не красавец. Но Быстров намеренно лишь довел до логического завершения (если не сказать, до абсурда) все те крайние «тенденции», которые якобы вытекали из отклонений в строении человеческого скелета. Сам Быстров отнюдь не придавал значения своему созданию. Более того, он полагал, что эволюция человека в силу его социального развития завершилась, а все «аномалии» и «тенденции» в последующем развитии скелета не приведут к существенным изменениям внешнего облика человека. В своих представлениях Быстров, по-
