– А что сейчас выгодно? – вспыхнул, как порох, Полковник. – Фальшивые деньги печатать? – И тут же бездымно погас. – Ладно. Не будем о грустном.
– В общем-то, все ясно, – сказал Полудин. – Ты мне лучше признайся – где щук набил? В Теплой заводи?
– Угадал! – задорно откликнулся Полковник. – Возле Кривого мыска. Там дуб, сухой, старый, а дальше березки. Ты представляешь, я даже на березу с ружьем забрался. Сижу, как тетерев, а щука берегом ходит. Сверху такой обзор!
– А ястребки, случаем, рядом не кружили? – не удержался Полудин.
– Какие ястребки? – удивился Полковник. – Я больше на воду глядел. Зачем тебе ястребки?
– Приручить хочу, – пустил разговор по шутейному нарыску Полудин. – Будем перепелок брать, а повезет, может, и гуся закогтим.
– Ты серьезно?
– Какие тут шутки! Патроны, сам знаешь, кусаются.
Полковник был человек не наивный. Весело посипел, похмыкал, а потом поинтересовался с подначкой:
– Чем же ты своего ястребка кормить собираешься? Наверное, парным мясом?
Полудин рассмеялся.
Накануне первой охотничьей зорьки Полковник заехал за Полудиным. Довольно тучный, в пятнистой камуфляжной форме, пахнущий весенним солнцем, талой водой и лодочной дегтярной смолкой, он сразу заполнил собой коридор полудинской квартиры. Размашисто стиснул руку Полудину, заглянул в его писательский закуток, заваленный книгами и бумажным листопадом:
– Все творишь?
Наклонившись к улыбающейся сестрице, приветливо щекотнул темным, с проседью, усом:
– Все ворчишь?
И по-московски торопливый, всей душой нацеленный на долгожданную охоту, стал шевелить Полудина:
– Так. Эту сумку брать? Спальник тоже? С чем у тебя корзина?
Квитка, повизгивая, радостно пласталась у двери. Полудин решил, захватить на охоту оба ружья.
– Ты что, на войну собрался? – спросила жена.
– На мировую, утиную! – ответил за Полудина Полковник.
Последние секунды напоминали побег. Нагруженные охотники вслед за вылетевшей пулей Квиткой протиснулись в дверь, скомкав самотканые половики. Полудин только отметил быстрым взглядом непорядок, но не нагнулся, чтобы поправить.
Жена пальнула в угон:
– Вы там поменьше пейте!
Однако отлетные птицы были крепкого осеннего пера, к тому же какой смысл палить по распустившемуся охвостью? Полковник только бодро крякнул, а Полудин улыбнулся своей обычной улыбкой с застоявшейся грустинкой.
Взвыл синий «жигуленок», и под грохот салонной музыки, создающей ощущение бесшабашной праздничности, они покатили по асфальтовому, со свежими выбоинами шоссе.
Полудин всегда любил дорогу, ведущую к Озеру. На днях он закончил большую повесть, которая, казалось, вычерпала всю его душу, выбрала из заветных сусеков самые самородные слова, которые он копил в течение жизни, и писатель, опустошенный, словно колодец в знойную работную пору, с болезненным вниманием вглядывался теперь в ожившие скворешни дачных домиков, вчерашние колхозные поля, заросшие травяной дурниной и частой, как гребешок, березовой жиделью. Кое-где на сером рубище полей яркими заплатами выделялись зеленя. Укропчатые метелки гигантского борщевика, подступающего к песчаным обочинам, казались вырезанными из ржавой жести, и было несколько удивительно, что они, покачиваясь, не издают глухариного металлического скирканья. На быстро линяющих буграх, на самом припеке, желтели лепешечки мать-и-мачехи, а съёжившийся снежок в синеватой тени очень напоминал притаившегося зайца-беляка.
В прорезь открытого окна упруго, напористо бил ветер, в котором угадывались горечь размочаленных трав и пряный дух оттаявшей земли. У Полудина, выбравшегося из творческой неволи, сладко кружилась голова. Казалось невероятным, что через каких-то полчаса он увидит Озеро, то самое Озеро, с которым он мысленно не расставался. За время писательской засидки Полудин по-своему обжил это Озеро, заметно привык, и теперь где-то в глубине души побаивался живого Озера, сулящего столько тайн и неожиданностей.
Он так зримо представлял плывущего над Озером бело-рябого ястребиного князя, что казалось, на его охотничью долю осталась какая-то малость – увидеть вживе то, что давно стало знакомым и ожидаемым.
Полковник торопился: нужно было вовремя доспеть до старого привала на Теплой заводи, где их, наверное, уже дожидался с запасом свежей рыбы Витёк-Абориген, прибывающий на весеннюю охоту по перу из своей родной Шумилихи, как правило, загодя, самотопом. Однако желанное Озеро как будто загородилось от нетерпеливых охотников вязкими, в водяных колдобинах, дорогами. Выбирая проезжую твердь, приходилось долго кружить, возвращаться назад и снова рваться к приманчивой озерной светлыни, широко проступающей сквозь обметанное скудной зеленью чернолесье.
– Что такое! – удивлялся Полковник, вглядываясь в грязное лобовое стекло. – Куда подевалась Вамнинская дорога? Ничего не пойму.
– Леший водит! – говорил Полудин. Шутить-то он шутил, а глаза были довольно серьезными.
