– Нет, не нужно, – сказал Мэррей.
– Вы намерены здесь оставаться всю ночь?
– Придётся, если только не установлю связи с полковником Мизнером и не получу дальнейших распоряжений. Но я не буду беспокоить ваших драгоценных индейцев, а буду только держать их под наблюдением.
– Полагаюсь на ваше слово, капитан,-кивнул головой Сегер. – Я спущусь в лагерь и попытаюсь уговорить вождей, чтобы они пришли поговорить с агентом Майлсом. Так что не открывайте стрельбу, если кто-нибудь появится из темноты.
– Дело довольно рискованное, – заметил капитан. – Они знают, зачем мы здесь.
– Разве? Ну, предоставляю военным всё видеть в мрачном свете, я же рискну. Не думаю, что они подстрелят меня.
– Хотите, чтобы Джески отправился с вами в качестве переводчика?
– Джески? Нет, я знаю немного по-шайенски: думаю, что этого хватит. Я не хочу, чтобы со мной был кто-нибудь, имеющий отношение к армии.
– Ладно, идите. Шкура-то ваша.
Мэррей видел, как Сегер тронул коня. Сегер не проехал и нескольких шагов, как исчез в густеющем мраке. Слышен был только топот его коня, да и тот скоро замер вдали. Долгое время Мэррей сидел неподвижно там, где Сегер покинул его, и смотрел на мерцавшие костры индейской стоянки, на слабо светившиеся палатки, похожие на фонари из тыквы. Огонь просвечивал только через верхнее отверстие или в местах, где бизоньи шкуры прохудились.
Откуда-то из темноты донеслось бормотанье следопыта:
– Оторвут этому бездельнику голову – и поделом! Клянусь Богом, не уважаю я человека, который не знаком с характером краснокожих, а лезет на рожон!
Сегер вернулся почти через час. Нагнувшись с седла, он сказал встревоженному Мэррею:
– Вожди явятся утром. Распорядитесь пропустить их.
– Ну, конечно! Были у вас какие-нибудь неприятности?
– Только с моим шайенским языком. И как на нём говорят их малыши – это выше моего понимания.
На другой день ранним утром полковник Мизнер в сопровождении лейтенанта Стивенсона прибыл в агентство. Сначала Мизнер разозлился на Майлса, осмелившегося отменить его приказ, однако, здраво поразмыслив, понял, что затея могла обойтись ему недешево. И как бы там ни было, а Майлс всё-таки таскал для него каштаны из огня. Но раз Майлс намерен разрешить эту проблему самостоятельно, Мизнер хотел присутствовать при разборе дела, для того чтобы составить потом выгодный для себя рапорт.
Когда приехали офицеры, маленькая контора Майлса была уже битком набита. Здесь были и Сегер, и агент, и Трублад, и переводчик Эдмонд Герьер. Войдя, Мизнер едва поздоровался. Слегка кивнув служащим агентства, он сел на стул у окна. Лейтенант стал рядом с ним. Сегер примостился на краю конторки и набивал трубку. Майлс сидел за конторкой, а Трублад, с блокнотом и карандашом, – в углу комнаты. Герьер скромно стоял, у стены и, опустив голову, непрерывно вертел свою широкополую соломенную шляпу. За те полчаса, в течение которых собравшиеся дожидались индейцев, сказано было мало, почти никто не шевельнулся, и только Сегер поднялся один раз, чтобы распахнуть окно. Обменялись несколькими замечаниями о погоде да усердно, обтирали вспотевшие лбы. Майлс, склонившись над конторкой составлял отчёт, но явно нервничал и волновался. Наконец, Сегер кивком указал на окно:
– Ну, вот, они едут.
Все повернулись, чтобы посмотреть. Трое индейцев верхом подъезжали к веранде: впереди – два старика, а за ними – индеец средних лет, мощного сложения, мускулистый, как гладиатор, с изрезанным глубокими шрамами лицом. Они, ехали медленно, слегка наклонившись вперёд, а за ними бежала толпа ребят из агентства.
Подъехав к дому, они спешились, и дети обступили их, усердно разгребая босыми ногами пыль.
– Индеец с изуродованным лицом – это Ворон, – сказал Сегер. – Опасная бестия! Может быть, они ожидают каких-нибудь недоразумений? Говорят, он когда-то голыми руками убил шестерых Поуней в битве на Притоке Двойников. А двое других – Маленький Волк и Дикий Кабан.
Сегер закурил трубку и вышел, чтобы привести вождей. В комнате воцарилось удушливое, насыщенное грозой молчание. Майлс перестал писать.
Войдя, Шайены обменялись рукопожатием со всеми и, прислонившись к стене, стали ждать, когда заговорит агент. Но молчание продолжалось. Тогда Маленький Волк сказал что-то, и Герьер перевёл:
– Он хочет знать, зачем вы посылали за ними. Мизнер внезапно усмехнулся. Майлс сказал:
– Он знает, почему я послал за ними.
– Говорит, что не знает. Он говорит, что они жили мирно и никому не делали зла. Даже когда белые солдаты стали лагерем перед их стоянкой и. навели на них пушку, они продолжали жить мирно. Разве белые люди не этого хотят?
Тогда агент, обернувшись к Маленькому Волку, сказал:
– Трое из ваших людей убежали. Один Арапах видел, как они ехали на север, и он узнал этих людей. Вам известно, что закон запрещает индейцам покидать резервацию без моего разрешения. Вы должны поэтому дать мне десять ваших молодых людей, чтобы они остались здесь в качестве заложников, а тем временем солдаты отправятся на поиски этих трёх. Когда они будут Доставлены обратно, я отпущу заложников на свободу.
Герьер перевёл сказанное агентом. Маленький Волк что-то прошептал Дикому Кабану. Тот кивнул. Маленький Волк медленно покачал головой.
– Нехорошо это, – сказал он агенту, – я не могу исполнить того, что ты требуешь. Как найти трёх людей в стране, где может спрятаться тысяча! Если бы один из твоих помощников здесь, в агентстве, убежал, то разве я пришёл бы требовать у тебя десяток твоих? Разве, по закону белых, невинные должны страдать за виновных? Эти десять человек не совершили ничего дурного, а ты собираешься посадить их в тюрьму и держать их там, пока они не умрут. Сколько Шайенов отправили вы в тюрьму во Флориде, а разве хоть один из них вернулся? Нет, я не могу отдать вам десять человек за троих, которых вы больше никогда не увидите.
Мизнер всё ещё продолжал усмехаться. Герьер, переводя, смущённо переступал с ноги на ногу. Майлс сердито заявил:
– Или вы приведёте мне этих десятерых, или больше не получите от меня продовольствия! Я не дам вам никакой пищи, пока не получу их. Я требую этих людей, и требую немедленно!
Маленький Волк покачал головой:
– Я не могу отдать этих людей. Ты напрасно грозишь, что уморишь нас голодом. Мы и так уже умираем от голода. Но я не могу отдать этих людей. Я Друг белым людям, долгое время был им другом. Я увидел, что лучше работать с белыми, чем умирать, сражаясь с ними. Я не о себе забочусь, я старик… Но я вижу, что осталось от племени. Страшно, когда умирает целый народ, но если нам надо умереть, то лучше умереть сражаясь, чем от того, что вы называете законом белого человека. Может быть, ты думаешь, я ничего не знаю? Но я был В Вашингтоне, говорил с президентом и обменялся с ним рукопожатием. Он сказал, что между нами должен быть мир. И я старался поддерживать этот мир.
Майлс упрямо покачал головой. Он почти не слушал запинающегося Герьера, он смотрел на Мизнера и чувствовал, что полковник презирает его за неспособность принудить индейцев подчиняться закону, представителем которого он себя мнил.
– Вы должны привести десять человек. Я требую, чтобы их привели сюда, и привели сегодня же.
Маленький Волк загадочно улыбнулся.
– Мы были друзьями, агент Майлс, – сказал он, – Я не могу исполнить то, что ты требуешь. Я должен делать то, что считаю правильным. Я не хочу неприятностей и не хочу кровопролития здесь, в агентстве, но не могу выполнить твоего требования.
– Тогда вы умрёте с голоду!
Двое других Шайенов взглянули на Маленького Волка. Иссечённое шрамами лицо Ворона исказилось от
