Ле-Маншо мог радоваться: его обидчика настигло жестокое возмездие.
Кадэ-Любимчик потерял сознание. Клеман бросился к маркизу со сладострастным урчанием: это была его добыча.
Не обращая внимания на шум и топот на первом этаже, Ле-Маншо оттащил своего бывшего хозяина от лестницы и поволок к ближайшим кустам, в гуще которых они оба и исчезли.
Только оказавшись в зарослях, Ле-Маншо остановился и сквозь ветви посмотрел на особняк.
Окно будуара распахнулось, и полицейские приготовились спуститься оттуда вниз, чтобы обследовать нижний балкон. Тут же стражи порядка появились и в саду, выбежав из-за угла дома.
И сверху, и снизу была замечена упавшая лестница.
– Пойдем-ка отсюда, Адель, – еле слышно шепнул Ле-Маншо, – здесь не позабавишься всласть, очень уж тут людно!
И он потащил дальше свой живой груз, сейчас обмякший и недвижимый. Поволок потихоньку, не торопясь. Клеман знал, что ему делать. После того, как Кадэ-Любимчик ушел четверть часа назад в дом, Ле-Маншо избавился от единственного человека, встречи с которым тогда не желал, и получил возможность как следует изучить сад.
Сейчас Клеман больше всего заботился о том, чтобы двигаться как можно тише. Крики и суета возле дома были ему очень на руку.
Крыльцо, выходившее в сад, ремонтировалось. Возле него высились кучи кирпича и других строительных материалов; они страшно мешали преследователям и очень затрудняли поиски.
Ле-Маншо это только радовало. Он прекрасно знал, куда ему нужно идти.
Особняк де Сузей был старинным зданием, куда более древним, чем соседние дома, тесно обступившие его со всех сторон. В конце сада, неподалеку от того места, где переправлялась через ограду банда Кадэ, в стене была маленькая дверца. Когда-то через нее выходили в поля, которые простирались за этим каменным забором. Ни для кого не секрет, что в начале девятнадцатого века квартал Ларошфуко состоял из вилл, отделенных друг от друга просторными лугами и садами.
Многие годы дверкой в стене никто не пользовался. Эта калитка была лишь напоминание о привилегии людей, живших в особняке: они имели право выходить на улицу Ларошфуко.
Ле-Маншо был одним из тех изгоев, у которых нет никаких привилегий; он никуда не был вхож, но именно поэтому для него не существовало и проблемы выхода. Клеман не только обнаружил маленькую дверцу, но и открыл ее: при нем всегда была его верная подружка – отмычка; благодарные воры называют этот металлический крючок «монсеньором», словно епископа.
За дверцей располагался крошечный закрытый дворик с небольшим насосом-фонтанчиком; сейчас фонтанчик плотно обернули соломой, чтобы вода не замерзала.
Именно в этот дворик и направлялся Ле-Маншо.
От холода и утомления Клеману, еще не оправившемуся от побоев, становилось все хуже. Ледяной ветер обжигал его разбитое лицо, едва зажившие раны ныли, а в глазах появилась такая резь, будто в них всадили по кинжалу. Ле-Маншо шатался от слабости, дыхание его прерывалось.
С большим трудом держался он на дрожащих ногах.
И все-таки шел.
Шел и волок за собой свой груз, урча от счастья. Таща недвижимое тело, Клеман разговаривал с ним, он его подбадривал.
– Не притворяйся покойницей, Адель, – бормотал Ле-Маншо с искренним дружелюбием. – Брось ты глупости. Ты же прекрасно знаешь, что мы с тобой еще не позабавились вдоволь. Но может, и хорошо, что ты сейчас притихла, иначе верещала бы, как сойка, и голубчики из префектуры, невзирая на нашу невинность, нас бы сцапали. Сокровище мое, ну и тяжела же ты!
Когда они добрались до маленького дворика, в саду уже вовсю шныряли полицейские. Стражи порядка обшаривали кусты и громко перекликались. Шла настоящая охота.
Ле-Маншо, даже не отдышавшись, сразу же занялся дверью. Он старательно запер ее и затолкал в скважину несколько камешков.
– Теперь все хорошо, Адель, старая перечница, теперь они тебя не найдут… Ну-ка, послушай! Они тут, совсем рядышком… Ух как стараются, прямо пар идет! Мне повезло, что у тебя нет силенок заорать!
Из-за стены действительно доносились голоса.
– Смотри-ка, дверца! – воскликнул один полицейский.
– Да, но заколоченная, – ответил другой.
– Если вы рассчитываете поймать там Кадэ-Любимчика, то даже не надейтесь: он слишком хитер! – заявил третий страж порядка.
Голоса удалились. Ле-Маншо от души расхохотался.
– Что ж, отлично! – пробормотал он. – Эти олухи даже не дали себе труда заметить, что замком пользовались. А трескучий мороз не позволил тебе, кикимора, оставить на земле следов. Да, ты была хитрой зверушкой, но все на свете кончается, деточка!
Клеман удовлетворенно вздохнул и добавил:
– Теперь у нас тут все спокойно. И мы славно порезвимся, как два невинных барашка. Бутылка у тебя с собой? – обратился он к неподвижному Кадэ.
И, засунув руку в карман бандита, Ле-Маншо вытащил оттуда оплетенную бутылочку, откупорил ее, жадно присосался к горлышку и долго-долго не выпускал его изо рта.
