– Триста миллионов. Ему не придется ни на кого горбатиться. Езжай куда хочешь, делай что хочешь. Пусть парень покоряет мир.
– Нет, – сказал Эдвин. – Ему нечего будет покорять. Маленький Бенджамин унаследует огромное состояние – и все. Потратить-то будет не на что, и хуже всего – радости от денег не будет. Джек, почему мы такие, какие есть? Почему у нас самая большая, жадная и мощная страна в истории человечества, которая всех прижимает к ногтю, ест «биг-маки» и считает калории? Все дело в погоне за счастьем. Не в самом счастье. А именно в погоне.
– Послушай, – сказал Джек, но Эдвин не слушал.
– Какими были первые письменные документы? Первые записанные слова, первое, что важно было записать? Список покупок и военные отчеты. Вот что впервые нацарапали на глиняных дощечках и папирусе. Когда шумеры начали излагать жизнь словами, когда принялись вести записи о мире людей, они составили списки. Списки вещей, имущества. И великих деяний. С этого-то момента и начинается история: выявление затрат и права хвастунов. Первые писцы, первые литераторы писали не о самоуважении и общении с внутренним миром. Они не писали: «Каждый из нас особенная личность». Нет. Они писали о смерти королей и накоплении богатств. Собственность, гордость, грандиозные мечты. Вот что делает нас людьми. А вся эта эпидемия самосовершенствования и любви к себе, которую мы выпустили в мир, все подорвала. «Что мне открылось на горе» – преступление против человечества.
– Почему? – спросил Джек. – Потому что все сработало? И люди на самом деле избавились от имущества? Книга обещала счастье и принесла его. Люди счастливы. Вот и все.
– Нет, – сказал Эдвин. – Все хуже. Намного хуже. Они не просто счастливы – им ничего не нужно. Знаете, что происходит, Джек? Конец приключениям. Вы это хотите оставить в наследство: пресную жизнь?
– Когда Бенджамин получит эти деньги, он сможет…
– При чем тут деньги? Хотите, чтобы ваш внук рос в мире без приключений? Да? Finis coronat opus, Джек! «Конец – делу венец». Последний поступок человека подводит итог его жизни. Finis coronat opus! – Он прокричал три последних слова, будто хотел ударить ими воздух. Будто слова могут что-то изменить.
Джек молчал. Эдвин поднял стакан, подержал лед во рту. Язык онемел от пропитанной виски прохлады. Он думал о Мэй, ее безжизненных губах, пустом взгляде и ждал ответа, понимая, что сейчас все может измениться.
Ответа не последовало, Джек болтал в стакане остатки виски и смотрел в пространство. Затарахтел холодильник, компрессор нарушил тишину.
– Чего ты хочешь от меня? – спросил он наконец. – Как теперь всю эту пакость исправить?
– Писать, – ответил Эдвин. – Писать новую книгу. Не ради денег, а по велению сердца. Пусть это будут просто записки. Без фантазий и подсластителей. Без колыбельных песенок. Без блаженства. Ошеломите читателей. Расскажите, чему вас на самом деле научило бессмысленное приключение длиною в жизнь. Расскажите о человеческой глупости. О хаосе, о шлюхах, крыльях бабочки и невидимых особняках, заросших сорняками. О соляных копях, угольной пыли и смерти скандалиста. О том, как трахались, пили, прожигали жизнь и не получали от этого радости. О том, как вам страшно, что придется умирать. Об Оливере Риде. О Бенджамине. Обо всем.
Джек поразмыслил, затем произнес:
– Ты печатай, а я буду диктовать. Бумага там. Машинка под той кучей белья.
Под словом «белье» подразумевались «грязные вонючие тряпки». Эдвин осторожно разгреб майки и перепутанные носки – так убирают токсичные отходы – и, сдвинув в сторону останки стейка, обнаружил клавиатуру. Провел пальцами с одного боку машинки, затем с другого. Удивился и развернул ее, чтобы поближе рассмотреть.
– Что-то не пойму…
– Осёл, нет тут кнопки «вкл». Она механическая. Вставляешь бумагу и печатаешь. Высокие технологии. Печатай когда угодно. Даже без электричества. Даже при свечах. Батарейки не нужны.
– Правда? – Эдвин был искренне изумлен.
Быстро и нетерпеливо объяснив, как заправлять бумагу («Слова идут прямо на бумагу, – удивлялся Эдвин. – Так странно!») и передвигать каретку в конце фразы, Джек встал, сложил руки на груди и громким низким голосом продиктовал:
– Как стать несчастным. Тупак Суаре.
Эдвин напечатал название.
– Первая страница, первая строка. Счастье, по Платону, – высшая цель жизни. Но Платон был засранцем и переоценивал важность человеческого счастья…
И дело пошло. Джек диктовал, Эдвин печатал. Всю ночь. Снаружи тени удлинились, солнце зашло, в пустыне становилось все прохладнее. Боб и Леон уснули в машине – они были не настолько трусливы, чтобы совсем бросить Эдвина, и не настолько храбры, чтобы штурмовать трейлер и спасать его. (Они думали сменять друг друга на часах, но мистер Этик – поразмыслив о природе альтруизма – решил, что лучше поспать.)
Бледно светила изъеденная солью луна, Райские Кущи дремали, по Главной улице медленно дрейфовали целлофановые пакеты, Джек диктовал, Эдвин печатал. Пальцы Эдвина болели, запястья сводила судорога, голос Джека садился, оба накачались дешевым виски но, невзирая на боль, продолжали. Они работали всю ночь, заполняя словами тьму, пока небо не осветил первый розовый луч. А они все продолжали. Страницу за страницей. Слово за словом.
Глава пятьдесят вторая
«Как стать несчастным» в мгновение ока стала бестселлером, и, хотя ее тираж значительно уступал «Что мне открылось на горе», эффект оказался столь же ошеломляющим. (У «Сутенира» теперь было две торговые марки: Счастье™ и неСчастье™, и деньги по-прежнему текли рекой.) Горячо ожидаемое продолжение книги Тупака Суаре пользовалось огромным успехом. Многие бывшие почитатели осудили автора за предательство собственных идей. На него наложили фатву, за его голову назначили
