никогда мне этого не простит! Я потеряю его и всех его друзей, а ведь они единственная опора моему дому. Эта вздорная шлюшонка предпочла беспутного лорда непьющему иудею! Молодые женщины не умеют продать себя подороже, к ним это приходит с возрастом, когда никто уже не даст за них ломаного гроша! Входит Томас.
Томас. Мое вам почтение, сударыня. А позвольте вас спросить, сударыня, как вы находите мой костюм?
Миссис Миднайт. Ваш портной прыткий малый, сударь!
Томас. Это точно, сударыня. Я бы не сумел так быстро прифрантиться, не повстречай я старого знакомого – портного Тома Кургузера с Монмут-стрит, он и обрядил меня в момент. А где моя женушка?
Миссис Миднайт
Томас. Как, ушла? Без меня? Кто же с ней пошел?
Миссис Миднайт. Право, сударь, не знаю. Заходил один джентльмен, весь в кружевах, – наверно, ее знакомый. Возможно, с ним и ушла.
Томас. Джентльмен в кружевах? Я погиб, разорен, опозорен! Какой-то негодяй соблазнил мою супругу. Отчего вы пустили ее из дому до моего возвращения, черт возьми?!
Миссис Миднайт. Эта дама – моя жиличка, я не имею над ней власти.
Томас. Да кто же такой за ней приходил? Нет у нее в столице никаких знакомых, я точно знаю! Это, верно, кто-нибудь, кто захаживает к вам.
Миссис Миднайт. Клянусь спасением своей души, я никогда его раньше не видела! Не знаю даже, как он в дом-то проник! В этом непотребном городе за каждым углом силок для пташки. Прямо слезу прошибает, как подумаю, какие злодеи разгуливают по свету, желая одного: обмануть бедных, невинных голубок!
Томас. Проклятие! И такое на второй месяц после свадьбы!
Миссис Миднайт. Вот это и впрямь жалость! Будь вы женаты подольше – ну, скажем, с полгодика, – тогда вам была бы от этого выгода. Однако послушайтесь моего совета: поимейте терпение! Кто бы ни был этот джентльмен, он, без сомнения, ее скоро вернет.
Томас. Вернет? О, да! Запятнанную, опозоренную, обесчещенную! А кто вернет мне мою честь?! Нет, черт возьми, я буду искать ее по всему городу, по всему свету! Да никак сюда явился мой тесть!
Гудвилл. Я повстречал на постоялом дворе твоего человека, Джона, и он проводил меня сюда. А где же моя дочь – твоя благоверная?
Томас. Потеряна! Украдена! Все, все погибло: я конченый человек!
Гудвилл. Господи, твоя воля! Да что случилось?
Томас. Что случилось? Всему виной эта подлая столица. Вышел я, значит, в город – платьем обзавестись, чтобы мне иметь джентльменский вид, а тем делом ваша дочка позаботилась о том, чтобы мне ходить в джентльменах до конца дней. Потому как я точно знаю, что с таким украшением на лбу мне нельзя показаться среди друзей-лакеев.
Гудвилл. Нешто сбежала?
Миссис Миднайт. Боюсь, так оно и есть!
Гудвилл. Чего же ты стоишь тут, рассуждаешь?!
Томас. А что мне делать?
Гудвилл. Беги, сейчас же давай объявление в газету. И еще, непременно, к мировому судье.
Миссис Миднайт. Последнее – оно дело стоящее. А вот первое – пустая трата денег! Газеты нынче полны объявлений о беглых женах, люди и читать перестали!
Томас. Экий я дурак, что привез жену в столицу!
Гудвилл. А я глупец, что позволил тебе это сделать!
Томас. Стань я опять холостяком, никогда б не доверил свою честь женщине, ни за какое приданое на свете!
Гудвилл. А я, будь я опять молодым, никогда б не завел дочь – ни за какие радости, даруемые нам женщинами.
Зоробэбл. Ну, где она, моя краля? Я раздобыл для нее все, что надо, – такие украшения в пору только жене олдермена.
Миссис Миднайт
Зоробэбл. Что, моя красотка сбежала?! Да провались оно, мое доброе имя!… Где девчонка? Она мне нужна!
Гудвилл. Видать, у этого джентльмена тоже пропала дочка.
Томас. А может, жена. Наверное, сударь, у вас пропала супруга, что вы пришли в такую ярость?
Зоробэбл. Хуже, сударь, много хуже! Пропала моя краля! Пошел я, значит, украшений купить этой чертовой паршивке – и где она, я вас спрашиваю: явился один молодой распутник и убежал с ней – с этой милочкой, с этой наивной поселяночкой, – она ведь в городе первый день! О, проклятие на мою голову, я
