судьбоносной поездки в Венецию четыре месяца назад ее честолюбивые планы не шли дальше заросших плющом стен Гарварда, а уж о том, чтобы пересечь Атлантику и попасть в Англию, она и думать не могла. Клер громко вздохнула, с удовольствием созерцая все, что ее окружает. Трудно представить себе что-либо более величественное, чем эти освященные веками древние сооружения. Тринити-колледж был основан в 1546 году королем Генрихом VIII, но упоминания о его предшественнике датируются еще 1317 годом. Новое место ее работы — не только одно из старейших учебных заведений Кембриджа, но и самое крупное, а также традиционно самое аристократическое: именно этот колледж предпочитали всем иным члены британской королевской фамилии. В число ее выпускников входило шесть премьер-министров Англии, целый ряд знаменитых, удостоенных многочисленных наград ученых-физиков и математиков, всемирно известные поэты, выдающиеся философы. Более тридцати его выпускников являются лауреатами Нобелевской премии, такого количества нет даже у многих государств. «Здесь, в Тринити-колледже, — с восторгом размышляла Клер, — Фрэнсис Бэкон делал свои первые шаги на поприще философии и юриспруденции, здесь изощрял свой выдающийся ум великий Драйден[10] . Здесь сочинял свою первую книгу стихов Теннисон, а А. А. Милн складывал изящные стихотворения, которые прославили его имя еще до того, как вышел в свет знаменитый „Винни-Пух“. Здесь Исаак Ньютон тайно писал свои „Математические начала“, а лорд Байрон прославился тем, что держал в своей квартире ручного медведя. И ведь именно здесь, — продолжала размышлять она, — Вирджинию Вулф подвергли унижению тем, что не позволили пользоваться библиотекой (это было в то время, когда женщин без сопровождения лица мужского пола сюда вообще не пускали), и здесь советские шпионы Ким Филби и Гай Бургесс начинали свою печально известную карьеру». Что и говорить, немало славных событий свершалось в этом месте.
Косые лучи заходящего солнца падали на выложенные камнем дорожки и зеленые лужайки, превращая фасад часовни цвета слоновой кости в палитру, на которой решались тонкие оттенки желтого цвета: от тяжелого маслянистого до сияющего чистым золотом. Словно ряд пылающих фонарей на сумеречном фоне неба ввысь, к небесному своду, взметнулись утыканные шипами шпили дома молитвы, а говорливый фонтан, нежно воркующий своими струями в тишине, отбрасывал на траву лужайки длинную куполообразную тень. Мирно беседуя и беззаботно смеясь, по дорожкам небольшими группами шли мужчины, одетые в смокинги. Порой среди них попадались и женщины, одетые, как и Клер, в длинные платья, и на высоких каблуках державшиеся не вполне уверенно. Все направлялись в одно место: к огромной сводчатой двери, ведущей в трапезную.
Сто шестьдесят преподавателей Тринити — или, во всяком случае, большинство из них — собирались сегодня в величественном зале трапезной на ежегодный товарищеский обед по случаю приема новых коллег. Каждый год к присяге приводились три или четыре новых преподавателя, и в честь этого события устраивался банкет, где их представляли коллегам и студентам. И хотя у Клер, как у преподавателя, был здесь несколько иной статус, ее великодушно включили в список других новичков. Она незаметно подтянула еще на полдюйма вверх свое открытое вечернее платье из медно-красного атласа и вместе с остальными прошла в зал.
Высокие потолки трапезной с консольными балками, искусно сработанные мастерами Елизаветинской эпохи двери и окна, глубокие ниши в виде эркеров — все это производило впечатление, даже когда зал не был ничем украшен. Нынче вечером все три длинных и узких, стоящих вдоль зала обеденных стола были накрыты белыми скатертями и сверкали тончайшим фарфором и лучшим серебром из имеющегося в колледже. В северном конце трапезной, на невысоком подиуме, помещался так называемый высокий стол — место, где обедали знаменитые профессора и преподаватели. Над ним с выполненной в XVI веке копии картины кисти Гольбейна в натуральную величину на сидящих в зале строго взирал Генрих VIII. Множество свечей озаряли помещение мерцающим светом; непринужденно болтая и наполняя зал приятным гулом, всюду толпились студенты, одетые на этот случай официально, — все говорило о том, что событие здесь намечается чрезвычайно важное. Многие уже начали рассаживаться. Карточек с именами возле приборов, указывающих каждому его место, здесь не было, поэтому все садились, где кому нравилось, но это не касалось высокого стола, предназначенного для магистра колледжа, вице-магистра, казначея колледжа, младшего казначея, библиотекаря, настоятеля церкви и нескольких старых преподавателей. Клер жадно вглядывалась в толпу, надеясь увидеть хоть одно знакомое лицо, чтобы сесть рядом, но, увы, никого не видела. Впрочем, здесь могло быть только два человека, которых она могла узнать: Ходди, или Ходдингтон Хамфриз-Тодд, историк, с которым она познакомилась в Венеции, и Эндрю Кент.
Оказалась она здесь как раз благодаря Эндрю Кенту. Четыре месяца назад Клер отправилась в Венецию, чтобы принять участие в научной конференции, на которой, как она узнала прежде, должен был делать доклад некий историк из Кембриджа; тема же его доклада имела много общего с темой ее незаконченной диссертации: тайные интриги испанского двора против Венецианской республики в 1618 году. Докладчиком оказался преподаватель Тринити-колледжа, доктор Эндрю Кент, весьма квалифицированный ученый-историк, первая книга которого, «Карл II и Амбарный заговор», была переведена на несколько языков, и по ней был даже снят на Би-би-си многосерийный научно-популярный фильм. Все пять дней, которые они провели в Венеции, Клер и Эндрю вместе разгадывали тайны событий и интриг четырехвековой давности, связанные с именем вовлеченной в них куртизанки Алессандры Россетти.
Но для начала им пришлось побороть взаимную неприязнь. С первых минут знакомства Клер показалось, что Эндрю — человек высокомерный и чересчур требовательный, из тех, кто терпеть не может рядом соперников. К счастью, у нее оказалось достаточно времени, чтобы узнать, что за холодной английской сдержанностью его скрывается мыслящая натура, доброе сердце, искрометное чувство юмора и блестящий ум, — словом, она поняла, что этот человек во всех отношениях заслуживал и наград, и похвал, которые не раз высказывались в его адрес. Он же, в свою очередь, поверил в талант Клер и в результаты ее исследований столь безоговорочно, что уступил ей свое право прочесть заключительную лекцию, посвященную интригам испанского двора, и нельзя не согласиться, что великодушный шаг этот явился с его стороны актом поддержки молодого коллеги. Не говоря уже о том, что он потратил три тысячи евро собственных денег, чтобы помочь ей выпутаться из неприятной истории: она случайно вынесла из венецианской Библиотеки Марчиана один из дневников Алессандры Россетти. Он же и предложил ей временно поработать преподавателем в Тринити-колледже — с тех пор они в некотором роде и подружились.
Но вот какой именно оттенок носила эта дружба, сказать она еще не могла. Все лето, пока Клер заканчивала диссертацию и готовилась к переезду на долгие девять месяцев в Англию, они с Эндрю переписывались — как правило, по электронной почте. Тон электронных посланий Эндрю был всегда дружеский, но без лишних интимностей, и ей пришлось отвечать ему в том же ключе. Вообразить что-либо иное было совершенно немыслимо. Насколько Клер было известно, у Эндрю все еще продолжалась связь с некоей Габриэллой Гризери, эффектной итальянской телеведущей. И вот теперь он — коллега Клер по работе, и завязывать отношения определенного сорта с ним было бы неблагоразумно, разве не так? Она, разумеется, не хотела рисковать своей новой работой. Да за такое место любой нормальный, а тем более молодой ученый-историк способен… трудно даже представить, на что он способен. Можно вообразить, как многие из бывших ее сокурсников локти кусают от зависти и скрипят зубами, а громче всех ее бывший муж Майкл, доцент кафедры древней истории Колумбийского университета. Вспомнив о нем, она удовлетворенно усмехнулась. Перед отъездом в Англию Клер приняла меры, чтобы ему стало известно о ее новой работе.
— Доктор Донован.
Клер услышала эти слова, но не сразу поняла, что они обращены к ней, — она вся была поглощена тем, что искала в толпе Эндрю.
— Доктор Донован.
Клер продолжала всматриваться в противоположную сторону зала.
— Доктор Донован!
Она оглянулась.
— Ой!
За спиной у нее стоял Эндрю Кент.
— Ах, это вы, — сказала она.
