Все это я уже не застал, и мое представление о том времени зависит от таких людей, как Тимашева и Бурлака. К тому времени, когда я родился, всё, что осталось от первой волны русского рока, это - фильм 'Душа' в кинотеатрах. Естественно, что фильм 'АББА' произвел на меня большое впечатление. Марину передернуло, когда я заявил, что ДОРЗ для меня - ретро. Но это так. Группы, исчезнувшие до моего рождения - это не более, чем символы. Экзотика. Сейчас залы заполняет поколение, не знающее, что такое АББА. Через несколько лет это будет поколение, для которого экзотикой станет наш сегодняшний день.
А 20 февраля был мемориальный концерт в 'Октябрьском'. На сцене, за сценой находились те, для кого Башлачев - человек, в зале - те, для кого Башлачев - миф. В лучшем, случае. В худшем - это были молодые анархисты ('в кожаных куртках, все небольшого роста'). Штурм зала напоминал посадку в автобус в казанском аэропорту: анархисты рвались на Егора Летова. Летов сказал, что они - дерьмо.
Когда я родился, панков ловили и убивали. Поэтому панков не было. Поэтому я и не панк, а может, и не поэтому. Так или иначе, музыка панк проскочила в то время, мимо, чтобы вернуться в виде ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЫ. Та самая неблагодарная часть рок-публики, которая нуждалась на концертах не в музыке, а в встряске, получила в лице Егора прекрасный подарок. Егор - милый интеллигентный человек. И матерные слова со сцены звучат не ругательно, а очень грустно. И повторять их не хочется.
Появление на сцене Юрия Ильченко заставило вспомнить предыдущий вечер. То, что было двадцать лет назад - это то, что было двадцать лет назад и не больше. Мог ли тогда Ильченко назвать свою группу более замечательным образом, чем МИФЫ? Трудно предположить, что люди образца 1990 года купят пластинку 'Бей, колокол'.
Если первая волна русского рока прошла раньше меня, то вторая захлестнула потоком самых ярких эмоций. Прошедшее предстает в амнезировенной памяти красочными неподвижными кусочками. Первый всплеск, связанный с музыкой - АКВАРИУМ, '10 стрел' и кабинеты ГУВД. Второй - 'Безъядерная зона' КИНО, возглавление колонны химико-технологического института на первомайской демонстрации и допросы в КГБ. Третий - 'Ночь', 'Это не любовь' и ночь, лето, любовь. Музыка была крепко связана с жизнью. Звучит музыка того времени и сразу видишь тех людей, те улицы. Почему-то все, что касается воспоминаний о первой половине восьмидесятых, ярко залито солнцем. Это то солнце, которое светило всего три года и больше никогда не взойдет.
Сейчас журналисты да и вообще все, кто имел к этому отношение, на разные лады хвалят вторую волну русского рока. На самом же деле они хвалят свою молодость. И это не был социальный заряд той музыки, которую они изучают. Это ваша жизнь была такая. Мы жили, питаемые неосознаваемыми силами и слушали то, что было модно. И те, кто живет сейчас, делают то же самое.
Я никогда не ставил себе цель изучать русскую рок-музыку. Это все равно, что изучать окружающих людей. Некоторые из них исчезают, некоторые становятся звездами, и тогда на них удается посмотреть только издали. Андрей Бурлака считает, что это ужасно неприятная черта у русских музыкантов - чувствовать себя звездами, не умея толком ни играть, ни писать музыку. Но если есть рок-н-ролл, то кто-то должен быть звездой рок-н-ролла.
Лишь Владимир Шахрин посчитал, очевидно, скучным для себя становиться звездой, имея для этого все данные. Я до сих пор продолжаю относиться к нему не как к музыканту, а скорее, как к человеку, с которым года три назад связывало участие в какой-нибудь афере. А может, действительно что-то связывало, разве сейчас вспомнишь?
Зимой 1987 г. я был в Зеленограде, а на флэт меня помогла вписать Инна Желанная. За день до этого мне ставили ее блюзовый альбом с прекрасными песнями. Долгое время об Инке ничего не было слышно, пока она не появилась в передаче '50 на 50' с вариацией, использующей русские традиционные напевы. Две вещи, которые она исполнила в 'Октябрьском', были из той же серии.
Концерт 20 февраля, был акустическим и выяснилось, что почти никто не умеет играть на гитаре, особенно Слава Задерий. Странно. На пьянках этого заметно не было. А Башлачев был прекрасный акустический гитарист. Все пишут о том, какие гениальные у него стихи, а осенью 1987 года, когда я увидел его на сцене в первый раз, меня поразила именно его гитара. Прежде чем начать новую песню, он не сколько минут вгрызался в гитару, чтобы слиться с ней. Боль его гитары доходила до слушателя сразу. Боль стихов - постепенно. Когда я осознал красоту его поэзии, Башлачева уже не было.
С какого-то момента начинается, время, когда все, чем заражает музыка, остается внутри и никуда не уходит. Боли, собранной из всех композиций, постепенно накапливается столько, что реальные воздействия из жизни не задевают и не ранят. Круто?
20 февраля в Ленинград пришла весна, и в дамских сумочках рядом с трисистоном появился галазолин. 'Пускай в этом году настанет конец этой чертовой власти!' - произнес со сцены Юрий Шевчук. Вторая волна русского рока все еще рябит мелкой зябью. Мое поколение доедает себя.
ПОМИНКИ ПО-ГРУЗИНСКИ
Как это ни цинично звучит, но любят у нас грустные даты отмечать. Здесь можно дать волю злобному скептицизму и закомплексованному сарказму. Здесь можно неумеренное потребление вина и пьяные слезы объяснить тяжелыми воспоминаниям. Здесь личные неудачи можно списать на общество. Здесь можно обвинить всех в любом смертном грехе.
Каюсь, я тоже не избегаю подобных собраний, хотя никогда не акцентирую внимания на поводе.
Но слава Богу, у рока еще мало трагических дат, мало еще ушедших рано из жизни друзей и знакомых. Один из них - Александр Башлачев. Казалось бы, его трагическая фигура, трагическое творчество, трагическая гибель не предполагают любого вида оргий. Если мемориалы Георгия Ордановского понемногу приближаются к сейшенам Коли Васина, то вокруг концертов памяти Башлачева искусственно и естественно витает строгий ореол.
В этом году проходил четвертый фестиваль его памяти. Первый, перед похоронами, был истинно горьким, истинно от сердца. Второй - в Москве - имел, скорее, практические задачи - популяризация имени и сбор средств на книгу. Он был хорош по составу, но москвичи не смогли отрешиться от своих дрязг, в результате чего от организации и участия оказались отстранены самые близкие друзья. Третий концерт - в ДК пищевиков в прошлом году - был скорее для галочки. Кто-то что-то пел, кто-то откуда-то приехал. Пьяная урла рвалась на сцену сквозь матерные крики и блевотину.
И вот вторая годовщина Сашиной гибели. Снят зал 'Октябрьского', в концерте заявлены Ильченко, Рекшан, Задерий, Дюша, Егор Летов, Янка, Полковник, Макаревич, Шевчук, Шахрин, Рыженко. Снова съехались знакомые-приятели из Москвы и т.п.
Интерес к довольно личностному концерту в городе жуткий. Билетов нет нигде, даже для блатных. Ложа дирекции забита какими-то солидными людьми. Проходок нет даже для официальной прессы.
Я не стремлюсь описать то, что происходило на сцене. Все это было довольно мило и вполне в контексте. Профессиональные и хорошие люди пели хорошие и относительно подходящие ко дню вещи. Джордж достаточно грамотно вел траурный конферанс. Как всегда, немного записей Башлачева с экрана. На мой взгляд, симптоматичнее то, что происходило вокруг. Не в зале, где, как ни странно, публика вела себя вполне этично и артистов у служебного входа никто на сувениры не разрывал. Я говорю о том, что происходило в гримерках и после, в ДК Связи.
Формально концерт в 'Октябрьском' был поделен на два отделения плюс третье - ДК Связи. А по-моему, так делить надо было иначе - весь концерт до совместного исполнения 'Бей, колокол' и все, начиная с этого джема и последующая ночная программа.
Я не хочу фарисействовать и выглядеть ханжой. Но право, всё выглядело довольно странно: тихий концерт с тактичной долей грусти, - и вдруг переход к безудержному веселью.
Знаете, как в анекдоте, когда в Грузии хоронят человека. Кидают землю на гроб, роняют слезы, поют заупокойную. А потом кто-то говорит: 'А вы помните, как покойный любил веселиться да рюмашечку пропустить?!'. И все это воспринимают как призыв. Оно понятное дело, что без водочки и поминки не поминки. Но после похорон, как известно, принято не уползать по обычным стандартам на карачках, а как-то более-менее достойно уйти вовремя. Наши же поминки превратились в какое-то длинное грузинское затянувшееся пиршество, когда не понятно - то ли женят, то ли хоронят. Громкое безумие в Центре Ходорковского (ДК Связи) в действительно узком кругу, со странными появлениями на сцене разных людей, которые, с трудом понимая, как и зачем, пели непонятно для кого. И по-моему, налив первый стакан, все забыли повод, считавшийся причиной.
Все это нормально, быть может. Так оно, наверное, и происходит у всего нашего замечательного народа. У нашего соседа алкоголика Володи, и соседки дворничихи Софьи. Только мы-то ведь себя другими людьми считаем. Мы же красиво якобы живем, красиво выпиваем. Богема. Светская жизнь. Видаки- шмудаки. Мы умеем любить и помнить. И мы взрослые умные люди. Только почему же мы только говорим об этом, а на деле не знаем даже такой простой вещи, как мера. Почему же все святое только на словах, и как инфантильные студенты, мы не видим естественных границ и пределов?
Это не мораль и не похмельный синдром, это грустные мысли о деградации.
СУБКУЛЬТУРА РОК-Н-РОЛЛА: МЕЖДУ ГЕРОЕМ И ГЕРОИНОМ
главы из книги 'УДОВЛЕТВОРЕНИЕ'
Агонизирует тоталитарная система, абсурд освященных догм, густо заправленный кровью поколений, наверняка готовится к очередному броску, то здесь то там слышатся бодрые призывы к усилению классовой борьбы, но зверь смертельно ранен, обречен, даже если произойдет правый переворот, будет спровоцирован ядерный конфликт, даже в случае глобальной катастрофы. Откуда такой оптимизм? Пример Ирана демонстрирует реальную возможность революционного прорыва в средневековое светлое завтра.
Между прочим, одним из первых табу атоллы был рок-н-ролл. Чтобы ответить основательно, я предлагаю данную работу. Этот материал - результат наблюдения, но не внешнего, а включенного. Я прожил все эти года в зоне активных действий, целью этих действий была свобода, центром была свобода, а энергией - рок-н-ролл. Вот это естественное, не всегда осознанное движение к свободе мысли, свободе творчества, с середины 50-х до настоящего времени - предмет исследования и еще один кирпичик из стены тоталитаризма.
Я попытаюсь сжато проследить рождение и жизнь этого своеобразного явления - русской рок-культуры, но не через описание творчества команд или их героев, а через взаимодействие трех составляющих это явление - первое - это аудитория, публика, потребители, адепты и т. д.; второе - это система и технология передачи и усиления информации; третье - авторы, производители, генераторы.
Я придерживаюсь свободной формы изложения, поэтому моя работа - не строгое социологическое исследование, не опыт системного описания, а попытка по возможности просто и ясно описать самое массовое движение к тому самому новому мышлению, которое сейчас так рекламируется и
