возможность залатать непредвиденную прореху в общей кассе.
– Если удастся раздобыть три пары джинсов, мы завтра же будем разгуливать с «Сикурой» под мышкой.
– Кончай заливать! – махнул рукой Рудис. – Станут тебе иностранцы разводить канитель с джинсами. Их привозят только наши. И цену им знают получше нас с тобой.
– Вчера в магазине давали «Милтон» по семнадцать рублей, – сообщила Райта. – Вполне приличные…
– Мягковаты. И разве это лейбло: какой-то беззубый тигр? – Герберт собаку съел на импортных товарах. – Эти шкарята похожи на настоящие «Леви-Страус» не больше, чем Рудис – на Метревели.
– Метревели играет в большой теннис, а я – в пинг-понг. – Обиделся не на шутку Рудис.
– Если для тебя главное фирма, – предложил Славик, – у меня дома есть старенькие «Райфлы». За пару пачек сигарет отпорю для тебя лейбло. Лепи на задницу и носи на здоровье.
– Надо с кем-нибудь договориться, чтобы привез десяток этикеток, – задумчиво проговорил Владик. – Отец рассказывал, в Роттердаме есть такие маклацкие лавчонки, где можно достать, чего хочешь, А если нету денег, можно выменять и на водку. «Экстру» берут не очень, а «Кристалл» или «Старку» – за милую душу.
– На этот крючок больше никто уже не клюет, – презрительно усмехнулся Герберт. – Ты хоть знаешь, какие они – настоящие джинсы? Из них можно выпрыгнуть, а они останутся на полу стоять. Вот это – джинсы!
– Ничего, макнем в цементную воду, – наставительно заметила Райта. – Если будет слабо, подсыплю еще крахмала…
– Жандармама! – предупредил Янка.
– Дети! – издали окликнула ребят тетушка Зандбург.
«Бизнесмены» поморщились, поскольку именно этим словом всякий раз начиналось изложение плана очередного мероприятия. Но ретироваться было уже поздно. Они придали мученическое выражение своим физиономиям и приготовились выслушать очередную лекцию на воспитательную тему.
Тетушка Зандбург и в самом деле рассчитывала произнести небольшую торжественную речь, но вдруг ей показалось, что никакие слова не способны передать волнение, во власти которого она пребывала с того момента, как приняла самоотверженное решение. Властным жестом пригласив ребят следовать за ней, тетушка Зандбург молча направилась на второй этаж. Правда, скрипучие ступеньки нарушали торжественность обстановки, превращая парадное шествие в заурядный поход, но и в этом тоже был свой плюс: в привычных обстоятельствах можно было обойтись без риторики.
– Ну так что, ребятня, – обратилась Зандбург к своим «пасынкам». – Может, скинемся? Много ли деньжат у вас за душой?
«Бизнесмены» переглянулись. Внутренний голос подсказывал им, что на этот раз можно сказать правду, не увиливая, хотя все выглядело как всегда – помещение более или менее прибрано, зеленый стол для настольного тенниса, два новуса по углам, шахматные доски с выстроившимися на них в боевой готовности шашками и шахматными фигурами. И тетушка Зандбург тоже была в своем традиционном шелковом платье. И тем не менее в воздухе почти ощутимо витало нечто из ряда вон выходящее.
– Тридцать шесть рублей пятьдесят копеек, – доложил Герберт. – И на сорок рублей нереализованного товара.
– Давайте теперь будем компаньонами на равных паях, – тетушка Зандбург в коммерческих делах тоже была дотошна. – Фифти-фифти, как говаривал мой дорогой покойный муж, когда пытался выцыганить у меня рублик на четвертинку. Я, мальчики, кладу на бочку семьдесят пять – весь свой гонорар за главную роль в вентспилсском эпизоде. Да, да, режиссер меня уломал, и давайте без аплодисментов. Я, конечно, хотела от денег отказаться, потому что искусство вообще нельзя перевести на деньги, но потом вспомнила про вашу жажду музыки… – Она смахнула непрошеную слезу и раскрыла сумочку. – Нате и шпарьте в комиссионку, покуда этот японец не забрал свой приемник назад!
Лишь по дороге в магазин они сообразили, что произошло.
– Куда ты летишь? – остановил Герберта Мексиканец Джо. – Наш капитал пока только на бумаге.
– Да нет, скорее – в кармане. – И Рудис, которому было поручено хранение «товара», извлек из штанов пачки жевательной резинки. – Чертовы каникулы! Кому ее всучить, если вся клиентура разбрелась по пионерским лагерям или умотала к родне в деревню.
– Ручаюсь, Чип возьмет, но ведь он тоже захочет погреть руки, – мрачно сказал Герберт. – Доход пополам, на меньшее он не пойдет.
– Тогда надо раздобыть товара вдвое больше, – Янка не признавал никаких преград.
– А тем временем кто-нибудь другой нашу музыку преспокойно уведет…
Поднял руку Мексиканец Джо. Именно в критические моменты проявлялись те черты его характера, за которые вот уже третий год его величали президентом и позволяли ему командовать остальными.
– Нос вешать нечего. Третий договорится насчет приемника, если надо, даст задаток. А мы еще поработаем. Владик, Славик, какой сегодня курс на бирже?
– Через час с якоря снимается «Борнхольм». На нефтяном причале поджидают одного финна и двух наших. Да и тот голландец с манго, наверно, уже ошвартовался и прошел проверку, – своим деловым сообщением Славик опередил брата, который все еще пытался привести в порядок мысли.
– Нормально! Кобра с Янкой почешут в порт; когда встречают пароход, от прекрасного пола толку больше. А мы подежурим у кабаков, поохотимся за шведами, у которых не хватает на такси.
В городе было три ресторана первого разряда, но Мексиканец Джо не колебался ни минуты. Никто не смог бы объяснить, почему иностранцы, словно во исполнение решения международной конференции, посещали только «Страуме», дальше всего расположенный от порта, да и по другим показателям давно уже не отвечавший современным требованиям. Второе заведение, как правило, оккупировали рыбаки, их друзья и родственники. Завсегдатаи иной раз вваливались туда прямо из гавани, в резиновых сапожищах до пояса и залатанных куртках, могли сделать заказ в долг и потому не реагировали на скудость меню и обшарпанные стены. Третий ресторан был воздвигнут по новейшему типовому проекту – широкие окна, хорошая вентиляция, интерьер в народном стиле. Но искать в нем моряков было так же бессмысленно, как идти охотиться на тигров в район Северного полюса. Здесь с утра до вечера коротали время командированные, «спрыскивали» удачные сделки или наоборот: не уладили то, ради чего приехали, и пили, «завив горе веревочкой».
«Страуме» как раз открывал свои гостеприимные двери. Здесь на должности верховного судьи по вопросам приличий и поведения обосновалась дородная тетка. Ссылаясь на запрет неуловимого заведующего залом, она с каким-то вздорным ожесточением ни с того ни с сего могла забраковать сандалии или материал, из которого была сшита рубашка посетителя, и категорически заявить ему: «Таких мы сюда не пускаем…» И отверженные пребывали в напрасной надежде на то, что неумолимую женщину когда- нибудь уволят за оскорбление должностного лица или иностранного гостя. Этих, последних, она узнавала безошибочно, хоть и непонятно, по каким признакам, и даже зазывала сама.
Мексиканец Джо никогда не пытался прорваться силой во владения суровой церберши, за что она охотно снабжала его нужной информацией, которая иной раз позволяла выгадать не один час ценного времени. А время президент «бизнесменов» оценивал в рублях.
– Пара тут засела за пивом, сынок, – сказала она, опустив в карман ливреи мелочь, которой Мексиканец Джо отблагодарил ее за услугу. Затем наклонилась и что-то шепнула ему на ухо.
– Что ж, придется обождать, – сообщил он, когда вернулся.
– Жаль, что все «Милды» распроданы. Вчера тут один искал по девять долларов за штуку, – с досадой сказал Славик.
– Мы же поклялись с валютой не связываться, – напомнил Владик.
– Сегодня я сбыл бы даже икону и не стал бы у тебя спрашивать разрешения, – Мексиканец Джо готов был на все.
– Так нет же их у нас, – резонно констатировал Славик.
– Мелочи жизни, когда налицо принципиальные разногласия, – уперся Владик. – Терпеть не могу такие иезуитские выходки! Утром часы, в обед – уникальный радиоприемник… Интересно, что ты еще придумаешь до вечера? Может, решишь по нашим трупам шагать…
