приятное одним разом. Ну пока, попрошайка! — И Чик удалился.
Я напечатал рапорт, изложив в нем, как наблюдал за Нэнси, и бросил его в поднос для исходящих бумаг. Потом прибрал свой стол и пошел к лифту.
По дороге ко мне присоединился вышедший из своего кабинета Чарльз Эдварде, ведающий финансами агентства. Чарльз был средних лет, небольшого роста, темноволосый — личность весьма сильная. Он неодобрительно посмотрел на меня из-под очков.
— Ты-то мне и нужен! — воскликнул я, нажимая на кнопку вызова. — Ссуди мне пятьдесят долларов и вычти их из моей получки. Срочная необходимость.
— Вечно ты выпрашиваешь аванс, — проворчал Эдварде, входя в лифт. — Полковник этого не одобрил бы.
— А зачем его посвящать? Давай, давай, друг. Не оставишь же ты мою престарелую мать без джина, верно?
Когда лифт остановился внизу, Эдварде достал из бумажника пятьдесят долларов.
— Но это будет удержано из твоего жалованья, Андерсен, запомни.
— Спасибо. — Я схватил бумажку. — Случись у тебя какая крайность, я тебя тоже выручу.
Двери лифта распахнулись, и Эдварде, коротко мне кивнув, вышел. Я нажал кнопку подвального этажа, опустился в гараж, залез в свой “мазер”. Запустил двигатель, который ответил мне низким ворчанием, и направил машину в поток других, спешащих домой.
Берта все же уговорила меня свести ее в “Чайку”. У нее особый дар заставлять каждого оболтуса делать то, чего ей хочется. Уверен, когда придет ее черед умереть, она уговорит, чтобы ее выпустили из гроба.
Мы нашли свободный столик, я заказал два сухих мартини, откинулся на спинку стула и поглядел на Берту.
Она лакомый кусочек.
Огненно-рыжие волосы, большие зеленые глаза, загар, фигура, из-за которой нарушается уличное движение, — все это делает ее неотразимо зажигательной особой.
Ее можно принять просто за красивую сексуальную дурочку. Она умеет напустить на себя такой вид, что доверчивые простаки готовы поверить, будто она серьезно заинтересована ими и с искренним участием внимает, как они похваляются своими успешными сделками, своими победами в гольфе, достижениями в рыбной ловле и тому подобным. Но меня-то ей не провести, я уже достаточно долго имею с ней дело и твердо знаю, что Берту Кингсли интересуют только деньги и она сама.
Несмотря на этот недостаток она — веселая, а в постели просто потрясающа. Уж если тратить деньги, то лучше на нее, чем на какую-нибудь другую из известных мне красоток. Свою цену она оправдывает, хоть и стоит дорого.
— Нечего на меня так смотреть, — заметила она. — Можно подумать, ты хочешь затянуть меня под стол и изнасиловать.
— Недурная мысль! — отозвался я. — Давай продемонстрируем этим занудам, что мы можем сотворить вдвоем в столь замкнутом пространстве.
— Успокойся! Я хочу есть. — Берта впилась в меня, словно голодающая беженка из лагеря для интернированных. — Гмм! Королевские креветки! Идет! И что-нибудь еще поосновательней. — Она улыбнулась своей зазывной улыбкой метрдотелю Луиджи, который как раз подошел к нашему столику:
— Что бы вы, Луиджи, порекомендовали женщине, которая умирает с голоду?
— Не слушайте ее, Луиджи, — твердо сказал я. — Пусть нам подадут креветки и два бифштекса.
Луиджи холодно взглянул на меня, потом с улыбкой на Берту:
— Я как раз собирался посоветовать вам, мисс Кингсли, цыпленка, фаршированного крабьим мясом, под сметанным соусом с трюфелями.
— Вот это да! — воскликнула в восторге Берта. Не обращая на меня никакого внимания, Луиджи, записав заказ в блокнот, снова улыбнулся Берте и удалился.
— У меня всего пятьдесят баксов, — соврал я. — Если обед обойдется дороже, а так и будет, мне придется занять у тебя, детка.
— У женщин занимать деньги не положено, — ответила Берта. — Это не по-джентельменски. Помаши своей кредитной картой. Для того она и служит.
— Моя кредитная карта только для деловых встреч.
— Ну и что? А у нас разве не деловая?
Принесли креветки.
Пока мы ели, я спросил Берту:
— Тебе что-нибудь говорит имя Уолдо Кармайкл?
— Значит, обед у нас все же деловой, — улыбнулась Берта.
— Возможно. Ответь мне, милая, тебе известно это имя?
Берта покачала головой:
— В первый раз слышу. Уолдо Кармайкл? Звучит сексуально, правда?
— Продолжим игру в имена. А Раса Хэмела ты знаешь?
— Ты что, смеешься? Рас Хэмел? Да я обожаю его книжки. — И она бросила пробный шар:
— Ты на него работаешь?
— Не трать времени на расспросы. Твое дело отвечать и уничтожать то, за что я заплатил. Что еще ты знаешь о Хэмеле, кроме того, что он пишет книжки, которые тебе нравятся?
— Ну так, кое-что… Он недавно женился. Живет на перешейке Парадиз-Ларго. А теперь объясни, к чему эти расспросы?
— Да ты ешь, ешь, а то с личика спадешь, — правда, креветки уже приказали долго жить. — А про его жену ты что слышала?
— Про жену? Видела ее пару раз. Для Хэмела она слишком молода. Лично мне такие не по вкусу. — Берта хитро улыбнулась. — Вот если бы ты спросил меня о его первой жене… — Она не договорила.
— Прекрасно. Спрашиваю о первой.
— Глория Корт. — Берта фыркнула. — Взяла себе снова девичью фамилию, когда Хэмел ее выставил. Она спала со всеми направо и налево. Как я выразилась? “Девичью”? Ты бы хоть иногда поправлял меня. Девушкой эта пташка была в лучшем случае лет до шести.
— Наплевать на ее прошлое, — прервал я Берту, — рассказывай дальше.
— Она живет с мексиканцем, который зовет себя Альфонсо Диас. Он хозяин бара “Аламеда” в гавани.
“Аламеду” я знал. Там находил прибежище всякий портовый сброд. Ни в одном другом прибрежном баре не завязывалось столько драк по субботам, как в “Аламеде”.
— А Глория там играет на гитаре, полуголая. — Берта сделала брезгливую гримасу. — Представляешь? Это жена-то Раса Хэмела! Вот так и крошится печенье! Сегодня оно в порядке, завтра все рассыпалось. И еще могу сказать: я бы лучше спала с козлом, чем с Альфонсо Диасом.
Принесли цыпленка со всякой всячиной. Мы принялись за него, цыпленок оказался настоящим объедением, так что я даже перестал беспокоиться, во сколько он мне обойдется. Когда мы доели его и выпили кофе, мысли мои устремились к ожидающей нас ночи.
Берта быстро подметила мое настроение.
— Пошли, неукротимый, — сказала она, похлопав меня по руке. — Я тоже не прочь.
Я помахал, чтобы нам принесли счет, содрогнулся, увидев сумму, и расстался с обеими пятидесятками. После того как я дал на чай официанту, метрдотелю и швейцару, подогнавшему мою машину к входу, у меня осталось тридцать долларов, на которые предстояло жить до конца недели.
Когда мы ехали ко мне домой, Берта проговорила:
— Барт, я тут о тебе думала. Пора тебе сменить работу. Если ты хочешь, чтобы мы продолжали быть вместе, надо поискать, где платят больше, хватит ходить в сыщиках.
— Мысль не нова, — ответил я. — Я сам ношусь с ней весь последний год, но не могу придумать, за что еще мне будут платить деньги, кроме как за сыск.
— Подумай еще. Ты такой специалист по криминальной части, авось чего и придумаешь. Я встретила на прошлой неделе одного парня — купается в зеленых. Обихаживает старых леди. Они осыпают его
