она по гаван-ской [15] набережной Малекон, наблюдая за рыбаками, любуясь тем, как разбиваются о берег солёные волны Мексиканского залива, и купаясь в его тёплой воде. Послезавтра уносилась мыслью в Мексику, чтобы взобраться на пирамиду «Храм Солнца» и взглянуть с высоты на таинственный город майя, покинутый жителями ещё полторы тысячи лет назад. Во всех этих фантазиях-путешествиях Коробкову обязательно сопровождал Прекрасный Принц. Поначалу он был точной копией Редондо. Однако с течением времени черты любимого исполнителя как-то смазались, расплылись, затуманились... Теперь с Наташей был абстрактный спутник – Принц, пока не обретший лица, вернее, менявший его от путешествия к путешествию. Обязательно добрый, красивый, серьёзный и честный. Ещё не встреченный, но уже любимый.
Заучивание английских слов, как и прежде, стояло у Наташи в плане на каждый день, но для их запоминания теперь не приходилось прикладывать больших усилий: ведь это были уже не тарабарские, бессмысленные буквосочетания, а волшебные ключики, помогавшие открывать всё новые и новые двери на пути к познанию любимой Америки. Нет, написать кому-либо из «Сапатосов» Коробкова так и не решилась: оттолкнул пример Татьяны, да и говорить с ребятами было, по большому счёту, не о чем: «Здравствуйте, я вас люблю!» – и что дальше? Другое дело – пятнадцатилетняя Ампаро из Эквадора, которая завтракала, сидя за компьютером, в то самое время, когда Коробкова слала ей обычное «Hello!», собираясь ложиться спать. Или семнадцатилетний Рауль из Панамы, заявивший, что женится на Коробковой, как только та отправила ему своё фото по Интернету. Или аргентинка Консепсьон, обожавшая слать всякие рецепты и заранее дававшая советы насчёт будущего мужа, будущих детей, внуков и правнуков. Или любитель России чилиец Хосе, мечтавший увидеть Москву и гордившийся тем, что уже выучил целых два слова по-русски: «zdrasvui» и «karasho». То, что английский язык не был родным для заокеанских друзей, ничуть не мешало общению. Даже помогало: Ампаро, Рауль, Консепсьон, Хосе делали такие же ошибки, как и Наташа, выражались одинаково простыми предложениями. Страшно подумать, что Коробкова могла бы никогда не познакомиться с ними со всеми, считай она, как и раньше, что в «аськах» и «скайпах» сидят одни только бездельники, извращенцы и пошляки, коверкающие русский язык!
Разумеется, понимала Коробкова и то, что Южная Америка, несмотря на все красоты, – не рай на земле. Виртуальные друзья присылали ей фотографии своих многочисленных, плохо одетых семейств; своих убого обставленных квартир; своих бедных улиц с облупившимися зданиями и сорокалетними советскими автомобилями. Они честно говорили и об опоясавших города грязных трущобах, в которых процветает преступность, и о постоянно сменяющих друг друга правительствах (одно вороватее другого), и об отсталой экономике, и о бесконечных гражданских войнах... Но на первый Наташин вопрос, неизменно задававшийся ею каждому новому другу по переписке – «Расскажи о своей стране!», – все как один отвечали: «О, это лучшая страна в мире!»
Впрочем, как говорится, «старый друг лучше новых двух»: если, конечно, девчонок из фан-клуба, с которыми Коробкова познакомилась всего пару месяцев назад, можно было назвать старыми. Наташа, разумеется, не забывала и о них. Она регулярно заходила на страничку фан-клуба, надеясь найти там информацию о новых встречах, тусовках, событиях... да хоть какие-то сплетни, на худой конец! Увы, чем больше времени проходило с концерта, тем меньше следов жизни обнаруживалось в виртуальном доме «сапатисток». Под фотографиями артистов уже не оставляли восторженных комментариев: видимо, насмотрелись. Обсуждения иссяли: кажется, фанатки поговорили уже обо всём, о чём могли. Стихов и рисунков, посвящённых кумирам, тоже как-то не появлялось: может, у их авторов кончилось вдохновение, а может, они просто давно забыли о «Лос Сапатос» и изъяснялись теперь в любви какой-нибудь другой группе. От Татьяны не было никаких вестей: вероятно, она крепко обиделась на непослушных и действительно решила навсегда уйти из фан-клуба. Естественно, обходила сайт стороною и Эвелина со своими «приближёнными». Да и старшие девчонки – те, кому было восемнадцать и больше, – появлялись всё реже и реже. Время от времени кто-нибудь всё-таки «просыпался» и заводил разговор про то, что пора бы и собраться. Инициатора встречи поддерживали несколько человек, на страничке множились сообщения: «А когда?» – «Вообще, неплохо бы». – «Не знаю, как получится». – «Возможно, я пришла бы». – «Где?» – «Во сколько?»... и на этом всё заканчивалось.
Только в августе девчонкам удалось договориться о встрече: Рита волевым решением назначила дату, время и место. Семь девчонок отписали, что, наверное, придут.
«Наконец-то! – подумала Коробкова. – Снова будем хором петь под гитару, вместе вспоминать о концерте, слушать Маринины поучения! Впрочем, теперь-то я знаю не намного меньше, чем она! И в меню того латиноамериканского кафе больше не заблужусь!»
В назначенный день, подъезжая к условленной станции на двадцать минут позже оговоренного времени, Наташа сочиняла в голове оправдательную речь – опаздывать было не в её правилах. В голове уже рисовалась толпа фанаток, которая топчется на платформе и, увидев Коробкову, обязательно зашумит на разные голоса: «Ну наконец-то!» – «А мы тебя ждём!» – «Наконец-то все в сборе!» «Хоть бы без меня не ушли!» – думала Наташа.
Выйдя из вагона и дойдя до центра зала, она обнаружила там Риту, одиноко стоящую возле сине- красного столбика информации.
– Привет! – сказала та обрадованно. – Хорошо хоть ты пришла. А то я думала, вообще никого не будет.
Вместе девушки простояли на платформе еще минут десять, пытаясь дозвониться до кого-нибудь из тех, кто собирался на встречу. По прошествии этого времени стало ясно, что ждать дальше не имеет смысла.
– Ну вот, – констатировала Маргарита, посмотрев на экран мобильного. – Шура написала, что не придёт.
– Жалко, – сказала Наташа. А потом подумала и добавила: – Правда, если честно, я не очень-то хотела её видеть. Слишком уж она шумная для меня. И про Лало вечно всякие неприличные вещи выдумывает. Как-то с ней неуютно... А ещё кто прийти хотел?
– Василиса, Маша, Оля... Хотя она, конечно, странная, если честно. Разговаривает только на одну тему.
– Ага. И то, что Маша не пришла, – тоже, наверное, к лучшему. Она совсем мелкая. Нянчились бы с ней сейчас... А что касается этой Василисы, то мы с ней толком и не узнали друг друга. Вроде как чужой человек для меня.
– Для меня тоже. Ха, получается, что всё к лучшему! – улыбнулась Рита. – Ну ладно, пошли гулять?
– Чем занималась эти полтора месяца? – спрашивала она десятью минутами позже, когда девушки уже брели по парку, не так давно оглашавшемуся коллективным пением на испанском и вскриками: «Лало, Лало!»
– Да в компьютере сидела в основном, – ответила Наташа. – Про Латинскую Америку искала. Знаешь, у меня было такое ощущение, что если я не узнаю про неё всего-всего, то просто не смогу жить дальше! А ты?
– Я? Да так, ничего интересного... Отдыхала, на дачу моталась, с парнем своим гуляла...
– У тебя есть парень? – спросила Коробкова растерянно.
Парень! Как у Заевой-предательницы! Как у бесстыжей Лебеденко, которая лижется невесть с кем прямо на школьном крыльце! Как у Ксенофонтовой, не сдавшей выпускной экзамен по математике!..
Рита – и парень. Странно, у Наташи в голове это не соединялось! Глупое подростковое увлечение, которое не может перерасти во что-то большое. Несерьёзные, а значит, безответственные и безнравственные отношения. Негигиеничные поцелуи в губы. Неприличные прижимания. Опасные, чужие, вредные для успеваемости вещи – и вдруг Рита. Новость о парне подруги прозвучала для Коробковой так, словно та была её мужем, признавшимся между делом, что у него есть другая.
– Ага, есть. Такой классный! А что?
– Да ничего... – Наташа опустила глаза. – Просто неожиданно как-то. Вроде ты такая умная, серьёзная, положительная... И вдруг парень!
– Разве влюбляются только отрицательные? – удивилась Маргарита.
– Не знаю... – Коробкова чувствовала, что сама уже не очень-то согласна с собственным мнением. – Просто вот у нас в классе, например, все, кто тусуется с парнями, полные дуры и лоботряски! У них в голове ничего, кроме шмоток, курения, пива и этой их так называемой «любви» – уж не знаю, кто там кого любит
