– Как ни прискорбно, да. Ее уже не спасти – поздно.
– Я во всем виноват! – воскликнул Игнат Николаевич. – Мой грех! Я и должен понести наказание! Почему Зоя? Карина? Проклятие тяготеет
Серебров словно не понимал, что Карина – убийца, хладнокровно лишавшая людей жизни и устраивавшая для себя из этого развлечения. Смысл сказанного Евой и Смирновым не доходил до него. В стрессовых ситуациях такое бывает.
«Он не искренен, – думал сыщик. – Или не знает, что Карина – не его дочь». «Последняя тайна Карины не раскрыта», – думала Ева.
– Вы говорили о письмах, – напомнил Серебров. – Могу я взглянуть на них?
Всеслав протянул ему листы.
– Это же печатный текст. Откуда известно, что его писала моя дочь?
– Вы прочитайте, – сказала Ева. – Если останутся сомнения, мы это обсудим.
Гость углубился в чтение. Угол рта у него подергивался, на скулах ходили желваки. Он откладывал в сторону листок за листком, все больше бледнея. Дойдя до конца, господин Серебров со свистом втянул в себя воздух… откинулся на спинку кресла.
– Это писала Карина, – отрывисто произнес он. – Откуда они у вас? Кому она их адресовала?
– Письма? – невинно улыбнулся сыщик. – Своему отцу.
– То есть… мне? Но… я их не получал. Как они попали к вам?
– Игнат Николаевич, вы уверены, что автор писем – ваша дочь? – вместо ответа спросила Ева. – У вас есть хоть малейшие сомнения…
– Да нет же! – перебил ее Серебров. – Такие подробности… например, описание дома, имена врачей… не мог знать никто, кроме нее. Зоя ни разу не бывала в березинском доме, а бывшая теща и ее престарелая мать умерли. Еще «книги из второго ряда»… только Карина так их называла.
– А что это за книги? – поинтересовался Всеслав.
– Они достались Галиной матери по наследству, от какой-то дальней родственницы. Некоторые были в рукописном виде и стоили немалых денег. Но выглядели они потрепанными, старыми, поэтому их поставили на полки шкафа во второй ряд. Однажды я привез с собой в Березин приятеля, который помешался на мистике, все болтал про замурованные подвалы бывшей Сухаревской башни, какую-то «черную книгу»… впрочем, это неважно. Так вот, я показал ему книги «из второго ряда». Он был в восторге, назвал их
Серебров достал из кармана белоснежный носовой платок и промокнул лицо. Было видно, что внутри у него разгорается пожар.
– Вы любили Карину? – вдруг спросила Ева.
Игнат Николаевич вспыхнул.
– Разумеется! Она ведь мне дочь!
– Родного отца Карины зовут Демьян Локшинов, – невозмутимо изрек Смирнов. – Ему и адресованы письма.
Казалось, еще секунда, и господин Серебров лишится сознания. Каким-то чудом он усидел в кресле… только дыхание его стало громким, хриплым.
– Ч-что-о?!
Ева схватила со стола стакан, предусмотрительно наполненный водой, поднесла гостю. Он привстал, потом рухнул обратно… застонал. Предложенной воды он не увидел, и стакан вернулся на свое место.
– Галя мне… и-изменяла? Не мо… не может быть… Вы лжете! Лжете…
Такой реакции Смирнов и Ева не ожидали.
– Все не так! Ваша жена в ту ночь родила мальчика, – поспешно забормотала Ева. – А девочку – другая женщина, Мавра Виленина. Детей подменили!
Она рассказывала, а лицо Сереброва то наливалось кровью, то бледнело. Половину он не понимал, но лихорадочный блеск в глазах сменялся отчаянием и тоской.