– И правильно. Там вроде как предвариловка. Детские «Кресты». Колючка и охрана при входе. А здесь почти что воля. Правильно курс держишь, сестричка. При сложившихся резких обстоятельствах. Хорошо что не замели и нас вчера. Подъезжаем, а вокруг осада. Словно банду берут. Ну мы проездами и влево – будто нам по другому адресу совсем.
– А дочку эту привезли профессорскую? Ксану, да?
– С дочкой тоже – интересный расклад. Приезжаем в Рощино – так и так, за Татариновой папа срочно прислал, улетает на сходку в Канаду. «Почему же он не позвонил?» – директор спрашивает. Или завхоз. Главное, есть такая, значит, лагерь точно вычислили! Как какой-то академик когда-то целый материк высчитал: должен быть для равновесия, заявляет, потому что иначе Земля через полюсы перевернется! Поехали проверить – и вот тебе Америка! Поплыли. Или Австралия – забыл. Висит вместе противовеса и перевернуться Земле не дает. За что я науку уважаю. Гриша не хуже вычислил. «Потому что профессор, может, телефон потерял, говорю. Профессора всегда такие мелочи теряют – телефоны, дочек. Да и не поползет же большая дочка домой через узкий провод – а тут машина подана». Позвали эту дочку. Большая! «Ой, говорит, какая машина хорошая! Поехали скорей. Я давно хотела, чтобы он мне из Канады эскимосскую маску привез!» А директор или завхоз сомневается: «Расписку, говорит, оставьте с полным адресом и телефоном». Будто жалко. Мы же люди добрые. Едем, а она всё удивляется: «Какая машина, как едем классно. У папы все знакомые на „Жигулях“ ездят». А потом спрашивает: «А вы, наверное, и Додика знаете?» Я обрадовался, что наконец общий знакомый, а то и говорить не о чем. «Как же, вчера только виделись!» – «А я уже давно. Как у него дела?» – «Отлично, говорю. Во Дворце спорта, полные сборы снял, а теперь по Волге поедет, большой начёс будет!» Тут она и говорит: «Какой Дворец? Додик волоконной оптикой занимается!» Слова-то какие знает. И понеслась: «Да кто вы такие? Откуда вы папу знаете? Он мне говорил, чтобы с незнакомыми не ходила! Остановите, я назад поеду!» Кто ж знал, что столько Додиков на свете. «Сиди, говорю спокойно, доставим тебя прямо к папе». А она впереди со мной. Я, конечно, дверцы блокировал, но тоже лишнее, если за руки начнет дергать – можно нечаянно и со встречным не разъехаться. Ну, Гриша ей сзади: «Сиди, сказано! Обещали папу – будет папа!» Доехали. Мимо всех гаишников проезжал аккуратно, чтобы без вопросов. И до самого корабля почти. А тут такой аврал! Чего, думаю? На квартиру куда везти – лишнее это сейчас. Профессор завтра шум поднимет, через жену свою беглую на Зою выйдет – а у нее сейчас других проблем достаточно. Взял да и подкатил ее к дому. «Беги, говорю, к папе, и верь вперед хорошим людям!» А чего еще? Приехали бы на час раньше, накрыла бы облава, а девка бы и заявила: «Меня насильно привезли!» Да и на нас с Гришкой показала бы. Ваша Божа уберегла – не иначе.
– Наша и твоя.
– Вот именно. Потому что стиль надо менять. Далась Зое эта хата профессорская. Да тысячи добровольно отдадут, еще спасибо скажут! Шире надо жить, без крохоборства. Ей бы в десанте послужить, она бы поняла жизнь правильно: легко бери – легко отдай; жив будешь – возьмешь, сколько надо. Зато теперь, если что – профессор за меня свидетель: спас его дочку, которую жена свихнувшаяся украсть хотела.
– Жена его к Госпоже Боже пришла, спасение себе приготовила.
– Какое ей спасение?! Кому за тридцать – уже не спасутся! Ты правильно курс взяла – малолеток вести. Эти спасутся и нас спасут. Принесут всё и спасибо скажут. А свидетель за меня ценный теперь, потому что с Зоей нахлебаемся еще. Правильно дочку ему отдал: в шахматах называется – жертва качества. Каспаров всегда с жертвами выигрывает… Ну чего, поговорили по-родственному. Надоели уже всем, – и шепотом, резко: – Ну, быстро с Катей в сортир ваш. Скидовай хлам, надевай всё с её.
Клава, даже не пугаясь, так всё легко у Витька получается, повела Катю. Дверь туда настежь всегда, но перегородки между горшками. Они скользнули в самую глубь – и быстро, быстро! Путаясь и наступая подолами и штанинами на мокрое.
Все-таки вошла какая-то дурочка здешняя.
– Слинять собрались, да?
– Молчи, а то убьем! – уверенно заявила Катя.
– Мне-то что? Хоть бы все отсюда через трубу улетели.
И вышли вместе. Перемененные.
Вот когда Клава поняла, какая шляпа хорошая – пол-лица загораживает.
Катя теперь торжественно несла мешок с передачей, а Витёк ее поучал громко:
– Всё сразу не ешь! Костюм принесу, не будешь в этом мешке ходить!
И Альбина навстречу – неспроста.
– Уходите уже?
– Не уходил бы! И ночевать бы дежурить остался, да дел – во! – рукой по горлу.
– Ночью – другая смена, – уточнила Альбина.
– Тогда – отбой. А во сколько пересменка?
– В девять.
– Дел – страшно. Но если вырвусь, заскочу с костюмом для сестренки. Жалко смотреть на нее в этом мешке. Вот, даже порвано на спине! – и он решительно развернул Катю, показывая какой-то изъян в экипировке. – Так пустите, Альбиночка, в пересменку – если вырвусь?
– Пущу. Приятно, когда такие братья – любящие.
– Я не только как брат – я вообще. Семья у нас такая.
Альбина сама и открыла им дверь своим треугольным ключом. В больнице этой ключи в дверях – как у проводников в вагоне.
Клава сразу шагнула за дверь, а Витёк еще повернулся к Катьке:
– Ну, Клавка, будь умница, слушай Альбиночку, – расцеловал так же показательно. – Постараюсь заскочить вечером… Чао, Альбиночка.
И пошли вниз – даже не побежали.
Но только в тачанке Клава почувствовала себя на свободе! Пускай теперь гонятся на своих «скорых» – никакая самая «скорая» Витька не догонит!
– И ведь хорошо, что Додик тебя тогда фамилию спросил! А то как бы я узнавал по справочной? «Дэви» они ведь в журналы свои не запишут.
– Это всё Госпожа Божа ему внушила. И тебе. И дуре этой Альбине глаза отвела.
– Считай, что Божа – отвела, – охотно признал Витёк.
– А Катьку эту белесую ты тоже вечером увезешь?
– Кому она нужна? Хотят – пусть лечат ее хоть до Нового года. Катек таких – знаешь. Ты – нужна!
И добавил оправдательно:
– Она тоже будет рада – койку здесь поиметь. Лучше, чем в подвале. Даже гораздо лучше. Смеху будет, когда врачи тут гадать станут: та или не та?! Вроде похожа, вроде – не очень! Пальчики-то здесь с тебя не снимали?
– Как это? Перчатки? У меня не было.
– Не перчатки, а отпечатки! Надо было снимать!. . Ну что, поедем на Петроградскую? Спасибо твоему крестнику – освободил вовремя.
Клава сразу догадалась, что Витёк – про Натальевича.
– А туда нельзя? В Наташкину?
– Не, та еще не освободилась. Некогда было заняться: то за Ксаной этой мчись, то за тобой. Витёк везде – Витёк в езде. Да я и люблю. А транспортные проблемы там – не знаю пока.
Клава не беспокоилась – Госпожа Божа всё устроит, всё придумает. Столько чудес Она-Они щедро высыпали на Клаву, что чудом больше или меньше – все равно что Витьку по Садовой объехать, если на Литейном ремонт.
И будет Витёк терпеть и ждать, даже когда разберется вслед за веселой докторшей, что Клава теперь недотрога надолго, и сжимается от одного касания, как тот цветок в кино. Потому что сам он правильно всё сказал и понял: Катек всяких – как оглашенных в зале, а Каля Дэви над ними – одна.
Госпожа Божа сделает, отрастут у нее длинные-длинные золотые волосы, и Каля Дэви при последней трели барабанов будет встряхивать ими – и набрасывать их как покров на весь зал, на всех фанов и оглашенных – покорных и счастливых. Упадет золотым дождем и сыграет на золотых струнах. А потом
