— Ничего не поделаешь, мы здесь не в игрушки играем. Берите его за плечи.
Они положили его на полу в кладовке. Пришлось силой распрямлять его скрюченные ноги.
— Выломайте мне палочку вон из того верескового веника, — сказал молодой человек. Потом вынул из своей сумки немного корпии, сделал тампон и очистил рот больного.
Анджело только раз, и то с большим отвращением, прикоснулся к больному, когда они вытаскивали его из убежища.
— Расстегните ему брюки и снимите их с него. Растирайте ему ноги и ляжки спиртом, трите посильнее, — приказал молодой человек.
Он влил немного водки в рот больному, в груди которого слышались то густые хрипы, то сухая икота. Анджело поспешил подчиниться. Он надувал щеки, сдерживая тошноту, поднимавшуюся из желудка. Он изо всех сил растирал тощие ноги и ляжки, остававшиеся холодными и синими, когда услышал голос молодого человека:
— Хватит, уже больше ничего не надо. Господи, ни один не доставит мне удовольствия позволить себя спасти. Эй, послушайте, — сказал он, — нужно делать только то, что необходимо.
Анджело не замечал, что все еще стоит на коленях перед трупом, положив ладони на тощие ляжки, испачканные молочным рисом.
— Вполне достаточно тех, у кого уже есть холера, и незачем пытаться самому подцепить ее, — сказал молодой человек. — Вы думаете, я мало таких видел? Налейте себе водки на руки и идите сюда. — Он высек огонь и поджег спирт на руках Анджело. — В нынешние времена лучше волдыри, чем понос. Впрочем, сжигаются только волоски. Не вытирайтесь, оставьте, как есть, и давайте выкурим на воздухе по сигаре. Мы это заслужили.
— Черт побери! У меня уже почти нет сил затянуться вашей копеечной сигарой, — сказал он, когда они растянулись на сухой траве под шелковицей, где были привязаны лошади.
— Вам надо поспать, — сказал Анджело.
— Вы думаете, это так просто? Мне кажется, я уже никогда в жизни не смогу заснуть, если только моя кормилица не будет держать меня за руку.
К своему великому удивлению, Анджело увидел, что глаза молодого человека полны слез. Но он, конечно, не осмелился протянуть ему руку и даже деликатно отвел глаза. День клонился к вечеру. Широкие полосы тумана покрывали гору и заволакивали горизонт, за которым терялась дорога. Ничто не нарушало тишину.
— Хандра, — сказал молодой человек. — Это от пустого желудка, не обращайте внимания.
Когда наступила ночь, Анджело развел небольшой костер, на случай, если придут солдаты.
Вплоть до полуночи молодой человек не сказал больше ни слова, только смотрел в темноту широко открытыми глазами. Анджело время от времени подбрасывал дров в костер и прислушивался к звукам, доносившимся со стороны дороги. В какой-то момент на расстоянии пяти-шести шагов послышался странный шум, будто какое-то животное запуталось в кустах. Анджело подумал, что это вырвавшаяся из хлева свинья, и зарядил пистолет. Но из кустов донесся слабый стон, который никак не могла издавать свинья. Анджело вздрогнул, явственно ощутив во мраке присутствие домов, полных мертвецами. Он все еще очень нелепо сжимал свой пистолет, когда увидел в свете костра маленького мальчика.
Ему было лет одиннадцать-двенадцать. Вызывающе сунув руки в карманы, он делал вид, что ему на все наплевать. Молодой человек дал ему хлебнуть своего зелья, и мальчик начал что-то говорить на местном диалекте. Твердо стоя на широко расставленных ногах, он то вынимал руки из карманов, то снова их туда засовывал, чтобы подтянуть свои штанишки. Даже вглядываясь в густой мрак за огнем костра, он сохранял спокойный и уверенный вид.
— Вы понимаете, что он говорит? — спросил молодой человек.
— Не все, — ответил Анджело. — Мне кажется, он говорит о своих родителях.
— Он говорит, что они умерли вчера. Но его сестра, кажется, еще была жива, когда он ушел. Это дровосеки, их лачуги находятся примерно в часе ходьбы отсюда. Думаю, нам придется пойти туда. Он уверяет, что лошади там пройдут. Я думаю, что вам следует остаться здесь, поддерживать огонь и ждать солдат.
— Солдаты, — проворчал Анджело, — прекрасно со всем справятся сами, если, конечно, это настоящие солдаты.
— Ну и гордыня у вас, — ответил молодой человек. — Давай, иди сюда, — сказал он мальчишке. — Забирайся на лошадь, будешь показывать дорогу. Эй, вы, там! — вдруг крикнул он Анджело, который уже двинулся вперед. — Слезайте с лошади и возвращайтесь. Этот маленький дуралей совсем болен.
Подходя к лошади, малыш вдруг затрясся в ознобе.
— Подбросьте дров в костер и разогрейте большие плоские камни, — приказал молодой человек. Он снял сюртук и расстелил его на земле.
— Наденьте-ка обратно ваш сюртук, кретин вы этакий, — сказал Анджело. Он распаковал свой багаж, вытащил дорожный плащ и белье.
— Все это будет испорчено, — сказал молодой человек.
— Честное слово, мне здорово хочется вам врезать, — ответил Анджело. — Забирайте это и оставьте свои соображения при себе.
Малыш упал на бок, даже не вынув рук из карманов. Его колотил озноб, и было слышно, как стучат у него зубы. Из вещей Анджело они устроили постель и положили ребенка.
— Нет, каков малец со своими ручонками в карманах! Это же надо так нас обвести вокруг пальца. Откуда в них только это берется? Ведь и в голову ничего не могло прийти, когда он тут появился. Где он только брал силы? Гордость, да! Ты не хотел сдаваться, поросенок. — Он его раздевал. — Давайте сюда горячие камни. Возьмите бутылку с водкой и растирайте его. Сильнее, не бойтесь содрать ему кожу. Кожа вырастет заново.
Тело мальчика под руками Анджело было холодным и твердым. Оно на глазах покрывалось фиолетовыми прожилками. У мальчика началась рвота и пенистый понос, брызгавший из него так, словно Анджело нажимал на полный бурдюк.
— Остановитесь, — сказал молодой человек. — У него сейчас в брюхе пятьдесят сантиграммов каломели. Надо подождать.
Они обложили его дюжиной горячих камней, завернутых в рубашки Анджело, и прикрыли его полами большого дорожного плаща, на который они постелили оставшиеся рубашки.
Ребенок икнул и выплюнул нечто, напоминающее рисовую кашу.
— Пожалуй, я дам ему еще двадцать пять сантиграммов. Если можете, продолжайте его растирать. Только не раскрывайте его, просуньте руки под одеяло.
— Я не знаю, в чем дело, — сказал Анджело несколько минут спустя, — но он весь мокрый.
— Понос, — ответил молодой человек. — Продолжайте, я потом продезинфицирую вам руки. Раз уж начали.
— Дело не в этом, я бы отдал десять лет жизни…
— Только без сентиментальностей, — оборвал его молодой человек.
Восковое крохотное личико ребенка терялось в складках толстого плаща. Они откинули плащ, чтобы сменить остывшие камни. Пришлось поменять испачканное белье. Анджело был поражен внезапной худобой ребенка. Все ребра грудной клетки прорисовывались под прилипшей к ним кожей. Сквозь посиневшую плоть выступали бедренные и берцовые кости, коленные чашечки.
— Возьмите из вашего пистолета немного пороха, разведите его в водке и сделайте мне из носовых платков или из рубашки горчичники. Я попробую положить их ему вместо нарывного пластыря на затылок и на сердце. Жизнь в нем едва
Анджело был весь в поту, беспрестанно растирая тело, которое худело и синело у него на глазах. Горчичники оказались бесполезными. Синие пятна становились все более темными.
— Что вы хотите, — сказал молодой человек, — меня посылают охотиться на тигра с сачком для бабочек.
Порох — это не лекарство. Они отказались дать мне лекарства. Они так тряслись от страха, словно земля должна была вот-вот разверзнуться у них под ногами. Но мы еще поборемся. Его еще можно спасти.
