Он затянул «Джовинецца», Пицци и Барбьери подпевали ему, но никто больше не поддержал их трио. Так что хор не смог заглушить слова Пепе:
– Ничего у тебя не выйдет, простофиля!
Марио прервал пение:
– Ах так! Вы не желаете прислушиваться к голосу разума? Отлично, тогда мы поступим по-другому. В Страмолетто произошло убийство. Если убийц не выдадут через полчаса, Аттилио Капелляро будет повешен! Еще через полчаса повесят Бонакки, а затем де Беллиса. Я вас предупредил!
Слово взял дон Фаусто:
– Марио Веничьо! Тебе точно недоставало запятнать свою совесть убийством! Но если ты должен убивать твоих друзей, твоих братьев, то пусть меня повесят первым!
И не дожидаясь ответа, падре ушел к себе в церковь в сопровождении вдовы Марини и пожилой крестьянки по имени Меккали. Женщины во что бы то ни стало хотели успеть исповедаться, пока священник не предстал перед Богом.
Заявление священника и его демонстративный уход поставили Веничьо в неловкое положение. Дона Фаусто уважали и любили все. Его переход в стан противника невыгодно освещал позиции Марио. К счастью, появление Бутафочи отвлекло всех от происшествия. Бутафочи шел, как на прогулке, радуясь жизни. Рубашка была широко расстегнута, руки – в карманах. Все замолчали, услышав беззаботный вопрос:
– А что случилось?
Его спокойствие и непринужденность заставили крестьян забыть об угрозах Марио. Их больше не принимали всерьез.
Веничьо ехидно ответил:
– Мы работаем за вас!
Данте добродушно рассмеялся:
– На твоем месте, Веничьо, я бы спрятался куда подальше.
Марио взбесился:
– Арестуйте его!
Барбьери и Пицци схватили комиссара за руки. Тот удивленно оглядел их:
– Что это с вами?
– Мы больше не подчиняемся. Ты забыл о своем поручении и будешь отвечать за это в Фодже. А пока посидишь здесь!
Черные Рубашки потащили к машине нового пленника. Пепе крикнул:
– Не волнуйтесь, комиссар, вы еще не уехали!
Бутафочи улыбнулся:
– Я не волнуюсь, Пепе.
Барбьери процедил:
– Сейчас время новостей. Если включить радио и дать им послушать, может, они образумятся?
– Хорошая мысль. Сограждане! Сейчас мы вместе прослушаем последние новости о победоносном движении наших войск!
После недолгого бормотания зазвучали позывные фашистского гимна и раздался голос диктора:
– Итальянцы! Именно в тяжелые моменты народ должен проявлять мужество и сознательность, необходимые для родины. Под натиском превосходящих сил противника немецкие войска были вынуждены отступить. Неаполь в руках американских захватчиков, англичане заняли Бари. Но ничего еще не потеряно, пока есть люди, готовые умереть, защищая свою родину! Мы передаем братский привет нашим согражданам в Кампани и говорим им: «Надейтесь! Мы освободим вас!»
Пицци поспешно нажал на кнопку и заявил (правда, не очень убежденно):
– Еще один пораженец!
Его встретило молчание. Веничьо расстегнул ворот рубашки. Люди переглядывались, но никто не осмеливался начать разговор. В роли оратора, как всегда, выступил Пепе. Он насмешливо поинтересовался:
– Так что ты говорил насчет повешенья, Марио?
У мэра возникло ощущение, что он идет ко дну.
– Я, конечно, несколько преувеличил… Ты сам знаешь, Пепе, мы в Страмолетто частенько можем вспылить на словах, но в глубине души…
Бедный Марио обливался потом, не находя нужных слов.
– Короче говоря, ты шутя хотел повесить Аттилио.
– Вовсе нет! Я и не собирался вешать моего старинного приятеля Аттилио, друга моего детства… как только что напомнила мне бабушка.
Пицци недовольно одернул мэра:
– Что, струсил? Поджилки затряслись? Решил перейти на сторону врага?
Веничьо жалостливо вздохнул:
– Знать бы, с какой стороны враг…
Пепе настаивал:
– Но все же ты сторонник Дуче?
– Не надо преувеличивать… Некоторые его идеи мне нравились, признаю, но нельзя сказать, что я одобряю его во всем. Это большая разница!
– Эта разница зависит от исхода сражения?
– Я не понимаю, в чем ты меня обвиняешь, Пепе?
– Ни в чем. Я просто заявляю, что ты последний из трусов и, если бы немцы не проиграли, ты, не колеблясь, расстрелял бы Аттилио! Прав я или нет?
Публика подтвердила, что старик прав. Марио стало жарко.
– Пене, ты же меня знаешь, ты видел, как я родился.
– Ну и что? Воображаешь, я этим горжусь?
– Нет, но… ты меня обвиняешь в намерении убить человека, чья жена является двоюродной сестрой моей жены. Это ужасно!
– Наконец-то ты это понял.
– Я уважаю Аттилио! Я счастлив, что его сын возьмет в жены мою дочь. Мы станем как пальцы на одной руке!
Аврора прижала руки к груди и от всего сердца воскликнула:
– О, спасибо, папа!
Марио попал в точку. Чтобы отвести от себя гнев итальянцев, стоит лишь заговорить о любви, в этом жители Страмолетто ничем не отличались от остальных. Подлый Марио был забыт, и все стали аплодировать, наперебой поздравляя Джанни и его невесту. Веничьо перевел дух.
Барбьери был умнее Пицци. Он старался утихомирить коллегу и не дать ему вмешаться. Аттилио, закрыв глаза, все еще не мог поверить в такой чудесный поворот событий, но уже чувствовал свой предстоящий триумф. По природе своей он был добрым человеком и не слишком сердился на Марио. В общем, все складывалось как нельзя лучше, если бы Пепе не начал опять:
– Скажи, Марио, похоже, при новых порядках ты больше не вспоминаешь своего друга, гордость страны – дона Лючано?
Ох уж этот неугомонный старик, неужели он никогда не замолчит?
– На хрена он мне сдался! Он помер? Ну и пусть лежит, где лежит!
Пицци вскинулся:
– А убийца? На убийцу вам тоже наплевать?
– Какой такой убийца?
– Который убил дона Лючано.
– Во-первых, кто может доказать, что дон Лючано мертв?
Багровое лицо полицейского стало фиолетовым.
– Марио Веничьо, все же не стоит…
– Вы лично видели его труп?
